Язык милосердия. Воспоминания медсестры - читать онлайн книгу. Автор: Кристи Уотсон cтр.№ 67

В отличие от соседнего отделения в корпус для пациентов с частной страховкой можно попасть, только введя соответствующий код на двери. Подобные отделения в больницах Национальной службы здравоохранения постоянно расширяются, а иногда пациентов, чье лечение оплачивается государством, кладут сюда просто потому, что в обычном отделении для них не нашлось свободной койки. Это подрывает репутацию Национальной службы здравоохранения. Работающая здесь медсестра по имени Тайфи как-то раз отметила: «Если делать что-то у всех на глазах, никто ничего не поймет». Приватизация происходит прямо у нас под носом.

Я нажимаю на звонок и жду – мне отвечает бодрый голос секретаря. Я иду по безупречно чистому коридору мимо родственников здешних больных – в основном мне встречаются мужчины с Ближнего Востока, одетые в дизайнерские брюки и шлепанцы. Разумеется, многие пациенты предпочитают оставаться дома, и часто за ними ухаживают женщины-европейки и врачи с Ближнего Востока. Большое число медсестер работали в странах вроде Саудовской Аравии и провели там год или два, зарабатывая деньги, чтобы погасить долг или скопить немного на покупку квартиры у себя на родине. Там можно неплохо заработать, ведь, как правило, не нужно платить подоходный налог, при этом на жизнь тратятся минимальные суммы. Я бы никогда так не смогла. Вот что по возвращении рассказала мне одна подруга: «Поскольку ты медсестра-женщина, мужчины тебя игнорируют, не уважают или попросту не слушают. Иногда плюют. Отношения полов и разница культур в разных частях света – дело сложное. Много чего узнаешь, и не все из этого – положительное».

Мой друг-врач Мухаммед родом из Омана, и он совсем с иного ракурса описывает сестринское дело и медицину на Ближнем Востоке. «Все меняется. Отношение к женщинам постепенно улучшается. Люди питают уважение к медсестрам. Деньги там платят хорошие, но жара страшная. Мне гораздо больше нравится здесь, под английским дождем». Он собирает зонтики разных цветов и размеров, и вместо фотографии его улыбающегося лица на доске приветствий над его именем висит изображение желтого зонтика.

В отделении для пациентов с частной страховкой каждому больному отводится отдельная палата с личной ванной и телевизором. Здесь все безупречно чисто, есть письменный стол, удобное кресло и большое зеркало. На столе рядом с кроватью лежит меню с бесчисленным количеством блюд, в том числе кошерных и халяльных, а на обратной стороне напечатан перевод на арабский. Рядом с меню лежит маленькая прозрачная упаковка туалетных принадлежностей от компании Molton Brown и пара пушистых тапочек. На каждой кровати лежит дополнительное одеяло и две подушки в безукоризненно белых мягких наволочках. Если бы не отсос и аппарат для подачи кислорода, можно было бы подумать, что вы оказались в номере пятизвездочного отеля. Я беру пятиминутную передышку, смотрю в окно и думаю о еле теплом чае в старой пластиковой кружке, до которой не может дотянуться пожилой пациент, лежащий в соседнем отделении. Отыскав шкаф с постельным бельем и убедившись, что вокруг никого нет, я без лишних церемоний беру два одеяла для мистера Гильдера и засовываю их под мышку.

Вернувшись, я вижу, что больничный парикмахер причесывает волосы пациенту, лежащему на соседней койке. Я им улыбаюсь. Какая важная работа. Мы часто говорим о тактильном голоде – недостатке физического контакта с другими людьми, который порой испытывают пожилые люди. Представьте, что к вам никто никогда не прикасается. Согласно исследованиям, позитивные физические контакты, например объятия, ведут к значительному снижению давления и сердечного ритма у взрослых людей.

Мистер Гильдер спит. Он кажется почти мертвым – рот разинут, как если бы он пытался ухватить побольше воздуха, но пожилые люди часто так спят.

Я оставляю его и отправляюсь в женскую палату, к пациентке по имени миссис Джонс, которая напоминает мне многих женщин из моей собственной семьи, особенно бабушку по материнской линии – это такая же прямолинейная валлийка с идеальными кудрями и глазами, которые так и искрятся чувством юмора. И, как и многие женщины из моей семьи, миссис Джонс – тот еще персонаж, она очень старая и чрезвычайно боевая. У нее хроническая обструктивная болезнь легких (ХОБЛ), поэтому, чтобы она могла дышать, ей круглые сутки необходима подача кислорода. Из-за болезни легких она все время лежит, и ее мышцы настолько атрофировались, что она потеряла способность ходить и теперь прикована к инвалидному креслу. Помимо этого, у нее еще целый букет других болезней, в том числе сердечная недостаточность и диабет, но она не перестает наслаждаться жизнью. Ей девяносто два года, и она щелкает кроссворды как орешки за считаные секунды.

– Сестра, вколите мне сегодня побольше инсулина, – с улыбкой подбивает меня миссис Джонс. – Я в последнее время вела себя немного безответственно.

Я останавливаюсь, чтобы взглянуть на ее карту. Вчера вечером ей вызывали бригаду экстренной помощи, но остановки сердца не было.

– Снова налегали на джин, миссис Джонс?

Внезапно миссис Джонс начинает смеяться. Она хихикает, закрывая рот рукой. Следов старости нет и в помине, и кажется, будто ей снова двадцать.

– Есть у меня кое-что, – говорит она. – Мне приносят.

Пациенты контрабандой проносят в больницу самые разные вещи: выпивку, лекарства, косметику Avon, которую потом продают другим пациентам. Хуже того, пациенты и их родственники могут и вынести что-нибудь из больницы – сумочки медсестер, лекарства, телевизоры, контрабандные товары других пациентов, однажды даже вынесли трехметровые напольные часы. Те, что заняли их место, теперь прикреплены цепью к полу. «Нет ничего печальнее, – отмечает одна из коллег, – чем видеть, как в больнице Национальной службы здравоохранения вещи приковывают цепями, чтобы кто-нибудь их не стащил». Но воровство распространено повсеместно. Во время Рождества все подарки, оставленные в больнице благотворительными службами для детей, борющихся за жизнь в отделении интенсивной терапии, пропадают. Однажды ночью у медсестры украли кошелек из сумки, которую та положила прямо в изголовье, решив вздремнуть. Медсестры стараются не брать на работу наличные и всегда проверяют, чтобы их сумки были надежно заперты во врачебном кабинете, на случай если кто-нибудь попытается вытащить из них деньги, пока они работают.

– Нет, кое-что похуже джина, – сознается миссис Джонс. – Мороженое.

Я поднимаю брови. Чуть раньше одна из младших медсестер сказала мне: «По всей видимости, у нее полный шкаф всяких сладостей. Нам никак не удается дознаться, где она достает конфеты и шоколад, но я подозреваю одну из пациенток, которая повадилась залезать в чужие койки – иногда вместе с другими пациентами».

И все-таки – мороженое? Впечатляет. Миссис Джонс удается не только протаскивать в больницу контрабанду, но еще и смешить других пациентов. Она всегда жизнерадостна, несмотря на боль, которую она должна испытывать, учитывая ее обострившуюся ХОБЛ, но тут улыбка внезапно исчезает с ее лица. Я вижу, что к нам приближается группа людей.

Доктор Робертсон проводит обход. Как и некоторые медсестры, врачи тоже иногда не отличаются добротой. А доктора Робертсона поголовно ненавидят как пациенты, так и медперсонал. Рисуясь, он расхаживает по отделению, рявкая на первого попавшегося сотрудника и раздавая указания (как-то раз он попросил у уборщицы результаты анализов крови одного из пациентов и пришел в ярость, когда та ответила, что пришла заварить чай: «Вы что, не можете их найти? Или найти кого-нибудь, кому это под силу?» Из всех, с кем мне доводилось работать, он отвратительнее всего обращается с пациентами. Даже хуже хирурга, который швыряется инструментами, и врача-консультанта, которая улыбается каждый раз, когда сообщает пациенту плохие новости. Но подавляющее большинство врачей, с которыми я работала, – это добрые, необыкновенно талантливые и часто довольно эксцентричные люди.