Язык милосердия. Воспоминания медсестры - читать онлайн книгу. Автор: Кристи Уотсон cтр.№ 20

Я впервые наблюдаю за тем, как рождается ребенок. С того самого момента, как Скарлетт начала тужиться, я плачу и нахожусь в состоянии шока, в полной уверенности, что что-то пошло не так. Меня предупреждали, что пуповина должна быть синяя, а голова новорожденного ребенка имеет форму рожка для мороженого. Но неистовство, с которым роженица выталкивает ребенка, меня шокирует.

Я новенькая и совершенно неопытная медсестра, и, хотя я начинаю осваивать теорию, я не знаю ничего о жизни вне учебной аудитории. Патриция Беннер, теоретик сестринского дела, описывает мою стадию развития как период, когда человек уже «знает что», но еще не «знает как». Но находясь в этой палате, наблюдая, как Скарлетт балансирует где-то на грани жизни, а ее ребенок пытается пробраться в эту жизнь, я чувствую себя так, будто не знаю вообще ничего.

Я все плачу и плачу. Фрэнсис бросает на меня беглый взгляд и хмурится, но я не могу остановиться. После всех этих бесконечных криков Скарлетт вдруг полностью замолкает. Потом она издает низкий стон, не похожий на человеческий. В прошедшие века роды иногда называли «стоном» или «криком». Гостям, друзьям и членам семьи, отмечавшим рождение ребенка, даже предлагали выпить так называемое «стонущее пиво» или отведать «стонущий пирог». Это я знаю. И все же я не готова к этому звуку. Я считаю капли пота, выступающего на лице Скарлетт, покрывающего ее веснушки. Я пытаюсь не думать о ее коже. О том, какая она тонкая. Как она рвется.

– Хочу эпидуралку! – кричит она. – Я не могу. Не могу больше тужиться.

Поначалу Фрэнсис спокойна.

– Давай дождемся следующей схватки. Потом я все организую. Хорошо?

Стоны становятся все более громкими и чужими и все меньше напоминают естественный голос Скарлетт, словно доносятся из какого-то другого места. Они похожи на звуки, доносящиеся с земли, которая существовала очень давно и очень далеко. Скарлетт тужится, часто дышит и мечется на койке, словно в огне. Не может быть, чтобы это было нормально. Фрэнсис наполовину засунула в нее свою руку, ее перчатки покрыты слизью, а глаза как будто смотрят сквозь живот роженицы.

– Я умираю! – кричит Скарлетт.

Мать Скарлетт тоже начинает плакать и не останавливается, так что буква М в слове «Мексика» постепенно промокает и становится темнее остальных.

Фрэнсис вытаскивает руки из влагалища Скарлетт и открывает стерильный белый пакет, лежащий у койки. Ее голос меняется и становится жестче.

– Ты не умираешь. Тебе надо тужиться сильнее. Ты можешь. Молодец, у тебя отлично получается.

Скарлетт перестает кричать и метаться.

Ребенок рождается с плодным пузырем на голове. Это нечто вроде тонкой сумки – амниотическая мембрана, покрывающая плод, которая обычно остается внутри матери. Фрэнсис скидывает ее с головы младенца так легко, словно сняла с него шапку.

– Вот так. Хорошая девочка. Теперь я хочу, чтобы ты часто дышала, а потом, когда я скажу, начинай тужиться.

Голова ребенка показывается наружу, а оставшаяся часть тела выходит разом, вместе с кровью, фекалиями и чем-то белым и липким. Повсюду слизь, а стены ходуном ходят от криков Скарлетт. Фрэнсис протирает спину ребенка, словно промокая сырые волосы полотенцем, а потом со шлепком кладет его на грудь Скарлетт.

– Девочка, – говорит она.

Скарлетт рыдает.

– Девочка. – Ее тело сотрясают дрожь и конвульсии. – Девочка!

– Не волнуйся об этом, – Фрэнсис показывает на плодный пузырь. – Некоторые говорят, это знак, что ребенку суждено стать великим. – Она выказывает счастливое удивление, словно такое с ней случается впервые.

Я наблюдаю за лицом Скарлетт, пока та смотрит на своего новорожденного ребенка и на мать, и взгляд, которым они обмениваются, заставляет меня плакать еще сильнее. Плач дочери Скарлетт – один из самых замечательных звуков, которые мне доводилось слышать, – странная и прекрасная музыка.

Работа Фрэнсис на этом не закончена. Она приняла послед и отрезала пуповину, и теперь у нее в руках набор для наложения швов – она готова приводить в порядок слишком тонкую кожу Скарлетт. Очень сильные разрывы могут стать причиной недержания, и встречаются они гораздо чаще, чем можно было подумать. Исследования, опубликованные в журнале British Journal of Gynaecology, показывают, что во время первых влагалищных родов разрывы разной степени тяжести случаются у 85 % женщин.

К счастью, Скарлетт, несмотря на ее слишком тонкую кожу, не попадает в категорию «тяжелых» травм – того, что врачи-акушеры называют «акушерской травмой анального сфинктера» (ткани полностью разрываются до заднего прохода и вызывают не только повреждения мышц, но и нервов). Ее не придется отправлять в операционную в надежде исправить повреждения. Но все же есть небольшой разрыв «второго уровня» – это означает, что Фрэнсис может наложить шов сама. Но прежде чем приступить, она на минуту встает на колени около Скарлетт, чтобы полюбоваться ребенком.

– Она прекрасна, – говорит Фрэнсис. Она гладит ребенка по щеке, а потом протягивает руку, чтобы погладить щеку Скарлетт. – Тебе повезло, и ей тоже. Молодец, мамаша.

Мне приходится выйти из палаты. Я облокачиваюсь на стену в коридоре рядом с красным огнетушителем и пробковой доской, увешанной фотографиями младенцев. Я разбита на куски. Роды – дело кровавое. У меня слегка кружится голова, а перед глазами туман. Но думаю я вовсе не о кровавых подробностях. Воздух кажется другим. Мир кажется другим. Воротник моей формы медсестры-студентки весь промок от слез, но они все еще текут. Я испытываю всепоглощающее восхищение перед женщинами, перед акушерками, перед человечеством.

Позднее, в грязной подсобке Фрэнсис показывает мне, как проверять плаценту. Она укладывает ее на пластиковый поднос. Плацента больше, чем я думала.

– Смотри, нет ли прозрачных пузырьков с наружной стороны – они могут быть признаком гестационного диабета или врожденного порока сердца. – Фрэнсис объясняет, осматривая лежащий на подносе орган. Он похож на печень, которую можно найти в мясной лавке, только немного светлее – глубокого бордового цвета, как вино из винограда пино нуар. – Вот это, вокруг пуповины, – Вартонов студень, похожее вещество также есть в глазном яблоке.

Я смотрю на эту студенистую субстанцию и подавляю рвотный позыв.

– Похоже на начинку пирога со свининой, – говорю я.

– Похоже, – подтверждает она без улыбки.

– Это было нечто очень животное, – говорю я Фрэнсис. – Она стонала как зверь. Не знаю, как это описать, но это было что-то из другого мира, что-то нечеловеческое. Как корова!

Фрэнсис взглядывает на меня исподлобья и снова переводит глаза на плаценту.

– Это нормально.

Человеческие роды довольно сильно отличаются от процесса деторождения у других видов. Существует множество исследований, свидетельствующих о том, что между матерью, плодом и плацентой осуществляется сложный биохимический «диалог». В человеческой плаценте отсутствует фермент CYP17, участвующий в стимуляции родов у животных. Человеческие роды – это скорее нечто вроде языка, на котором говорят мать и ребенок, а переводчиком в их общении выступает плацента, вроде той, что Фрэнсис сейчас держит перед собой. Секретный язык женщин.