Квартирная развеска - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Галкина cтр.№ 86

Надо бы Кузиного приятеля приятелю запретить ботать, да кто без греха, не пресекли, то ли пожалели, то ли пожадничали. Позже перешел он на фэнтези, и, помнится, ох, мнится, помним, братцы, братушки! Всё сумлевался, как ему амбала из романа обозвать: Июль или Чжу Лай? На Жюле и остановился, паразит. И сестры у него еще там фигурировали: Альма и Шельма, вторая в шлеме. То ли и впрямь (фэнтези ведь), то ли для красотищи по созвучию; к тому моменту, невзирая на сцену у вышеупомянутого водомета, Кузиного приятеля приятель совершенно замаэстрился и полиглотничал, только словари летели. И так ему понравилось капусту загребать, гермафродиту, что ничем не брезговал, даже с суахили брался, не говоря уже о кайсацком либо фарси, а уж китайский да малайский ему были хрен по деревне.

Глядя на него, запереводил и Дюдя, и с ходу, как свинья, всё подряд. В полной синтонности. Память у Дюди оказалась не просто мусорная, а компьютерно-помоечная. Он помнил всё. И чуть кто, ежели вдруг, делал ему хоть малейшее замечание, затыкал рты классикой. Посмотрит, рублем подарит и вымолвит: «Мой спектр опричь меня летал». И абзац.

Кстати о компьютере. Ввиду того, что стали мы зело богатенькие, приобрела наша фирма японское оборудование, печатавшее на многая языках и запоминающее на них же. И прибежал Кузя, выкатив буркалы под эксклюзивной оптикой, с сообщением, что, мол, чудо наше, Иокогама-Нагасаки, вместо «дом» регулярно выдает «лошадь»; вирус в ней, махине, не иначе как завелся, мы значения не придали, факс отбарабанили, приехал механик, головой качал, машину увез, привез новую, тоже с гарантийным талоном, сервиса, зимокарасия, дирусба, Курилы, мадам Баттерфляй. И через сутки после отлета механика для полного улета новая машина вместо слова «лошадь» стала употреблять слово «дом». Издательство наше принялось форсить перед развитой державой Японией, Акимоното Хировата, Тасука Накомоде, вернули бандуру, приняли принесенные извинения, спутались с соседями из Финляндии, приют убогого чухонца, завезли из Старого Света другой компьютер, маленько попроще, который дом с лошадью и ее с ним не путал. Наш издатель, чушка заполярная, бай-бай, ходил, выставив вперед лучшую ногу, острил, намекая на анекдот про учившего русские слова японца. А ведь сигнализировала нам ихняя кавабата; а мы, тли шевцовские, не въехали. Дюдя-то в последнем детективе спутал «хаус» и «хорс», и вместо старика из белого дома запустил в текст старика на белой лошади. Или вместо мужика из Белого Дома мужика на сивой кобыле? В общем, в этом роде.

А в четверг после грибного вот как раз вышибло нам стекло ядром. Нормальное такое ядро времен пушек Наварона, адмиралов Ушакова и Нельсона и совета в Филях. Небольших габаритов, что не помешало стеклу разлететься на мелкие кусочки, разбиться в дребадан, расфигачиться вдрызг, т. е. аннигилироваться вчистую. Никого ни стеклами, ни ядром не задело; в рубашке я родился, мэм, в сорочке, сэр. Хотя стекол в городе нет, в природе для фирм вроде нашей немало предусмотрено всякого; вставили мы окошечко; а в пятницу опять ядро влетело. В общем, в среду издатель выходил из кабинета швыряться детективом в сафьяновой обложке с золотом, серия на мать ему, гребем совковой лопатой, куры не клюют, и спрашивал, какая тварь допустила во всем томе измерение расстояния в ядрах?

— Еще можно в фунтах, — сострила уборщица, дура университетская, когда босс вышел.

А ядро сначала влетало по часам, а потом стало хитрить и менять график. Но и мы сперва стекла вставляли оконные, а потом пуленепробиваемые, бронированные, армированные, правительственные засобачили. Ядру стало слабо, умыл его наш шеф; и все-таки не по себе нам становилось, дискомфорт душевный ощущали мы, неуютно было всем нам, когда оно о правительственное непробиваемое делало свое «блям!» — при этом потихонечку набирая вес, наращивая себя, увеличиваясь, возвеличиваясь, «обольшаясь», как написал однажды в поисках стиля и интонации Кузиного приятеля приятель.

Кстати о «наращивая»; новая машина тоже оказалась падла закордонная; после того, как Кузя по недосмотру выпустил перевод модного французского порнографического романа со словами «продляет» и «укорочает», новая из Финляндии стала в глаголах умышленно слоги пропускать, залимонивая «наращает», «увещает», «преодоляет», «распахает» и т. д., и т. п. Пока издатель искал, кому толкнуть старосветскую хреновину и у кого оттяпать взамен фигню подешевле и понадежней, велел он нам подыскать тексты с наименьшей дозой глаголов. Кузя нашел Дос Пассоса, а Дюдя с Микой — заказ на винно-водочные этикетки и визитки. Босс всё отверг и сказал пока перейти на меню для гостиничных ресторанов; заодно в ресторациях блат завели.

Тем временем Кузиного приятеля приятель допустил в пятисоттысячнике по полштуке штука фразу про овечку, которая, грозя, поднимает рога. Уборщица невзначай оказалась и с сельской жилкой, дура университетская, да задним числом, глумясь над Кузей и его бывшим протеже, нам пояснила, что у овечек отродясь рогов не было, рогатые только мужья бывают да барашки. И с той поры, как издатель наш девочек для сауны закажет, ему стали по ошибке мальчиков присылать, и он всё объясняет каждый раз, что он не такой, и злится, давление у него поднимается, хоть бросай пить. Курить он, в итоге, из-за овечки бросил.

Мика, в свою очередь, уродуясь со словарем для средней школы над немецким переводом, перевел и эпиграф, и в качестве автора значился у него Рай Брадбурай; хорошо еще, бдели, да вовремя и подловили.

Поскольку мы сильно разрослись, народу за компьютерами толклось как грязи; а чем больше народу, тем больше ошибок.

Отдельно взятые психи стали писать нам письма. Один, например, возмущался, что в комментариях Вернадский фигурирует как Варнацкий; кто же комментарии читает? Да еще таким мелким петитом. Только глазки портить. Опять-таки, комментарии придают книге полноту, цену и красоту; не стрелять же из них, как говорит наш вахтер.

Ядро доросло уже до габаритов дыньки-колхозницы, и при его «блям!» противотанковое стекло вместе с победитовой рамой гнусно вибрировало и зудело.

Далее к пятничному вечеру, только гроза собралась, залетают ковбои в джинсуре с огнестрельным, во главе долбак с чулком на кумполе, говорящий: «Всем стоять! Всем молчать! Я — Варнацкий!» Мы сперва думали — налетчики.

Если бы.

Угрожают пистолетами бесшумными. Для иллюстрации решетят фотографии на стенках, мульки и книжки. Проверяют проделанную за день работу и везде, следя по дисплеям, меняют «ц» на «тс» и «дс», а «тс» и «дс» на «ц». Так ежесуточно.

И ладно еще «иллюстратсии» либо «тсирк». Все-таки фантастику сейчас печатаем, мало ли что. А когда «синитса»? А «красавитса»? А «тсатска»? Или «тсытата»? Рука-то сама «ы» втюхивает.

А тут еще Тхе.

Стоит такой клятый китайско-корейско-японского вида старенький гомункул типа Дерсу посиречь залы, держит в поводу белую лошадь. Заодно в память о Белом Доме.

И утверждает, что он Тхе.

— Твоя моя перевела, — говорит.

И, с укоризной: «Почто перевела? Для?»

Кузиного приятеля приятель намедни в американском дюдике с китайским шпионом перевел определенный артикль. Эта тварь, Кузиного приятеля приятель, решил, что китайца зовут Тхе и кругом сплошь его барахло: стол Тхе, автомобиль Тхе, сад Тхе. Издатель, весь малиновый от повышенного из-за овечки, т. е. предлагаемых в саунах мальчиков, давления, еще пьет, уже не курит, всё его спрашивал: