– Какие башенки? – не поняла Варя, в ее юношеских воспоминаниях никаких башенок не обнаружилось.
– Были башенки! – Нотариус оживился. – Во времена Второй мировой дом почти полностью разрушили, поэтому долгое время он лежал в руинах. А башенки имелись! Я своими собственными глазами видел старинные чертежи. Готика! Готика, я вам говорю, уважаемая Варвара Александровна! Это уже потом, в результате бесчисленных перестроек и перепланировок, появились элементы сначала барокко, а потом классицизма, но изначально идея была прекрасна. Дом крепость, дом форпост.
Вениамин Ильич надолго замолчал, и Варя уже решила было, что экскурс в историю закончен, когда он снова заговорил:
– А Леонид Владимирович, царствие ему небесное, пожелал вернуть дому первозданный вид, поднять из пепла, очистить от всего ненужного, наносного. Вот тут господин мэр говорил, что надо было наших строителей нанять, – нотариус понизил голос до заговорщицкого шепота, – а я вас уверяю, что наши ни за что бы не справились. И не потому, что безрукие, а потому что уж больно идея для них чужда. Тут ведь работа нужна ювелирная: камешек за камешком, панелька за панелькой.
– Ну и как, справились? – спросила Варя.
– Кто?
– Те, кто строил, справились с задачей?
Вениамин Ильич кивнул:
– Думаю, да. Да вы, Варвара Александровна, сами взгляните…
Она уже и забыла, какое это завораживающее место – Чертово озеро. Дорога, до этого петлявшая между желтоствольных, невероятно высоких сосен, вывела наконец на открытое пространство, и у Вари в ту же секунду перехватило дух.
Впереди огромным черным зеркалом лежало Чертово озеро. В его блестящей глади ничего не отражалось: ни легкие перистые облачка, ни ослепительно яркий солнечный диск. Память услужливо подсказала, что озеро получило это имя из за своей странной особенности. Раньше, лет сто назад, его даже называли Чертовым зеркалом. Люди верили, что, посмотревшись в него, можно увидеть то, что человек видеть не должен. Суеверие, конечно, но все равно всякий раз, когда Варя подходила к кромке воды, сердце испуганно замирало.
Дом стоял на тонкой меже между озером и лесом. Как ни старалась Варя убедить себя, что древних руин больше нет, но в самое первое мгновение увидела именно руины: полуобвалившийся фасад, окруженный густым бурьяном, чахлые березки на остатках ветхой крыши, мертвые глазницы окон. И только потом, когда наваждение схлынуло, разглядела сам дом. Вениамин Ильич был прав. Готика: узкие, забранные коваными решетками окна, две симметрично расположенные угловые башенки, остроконечная крыша. Для полноты картины не хватало лишь каменных горгулий, стерегущих покой этого странного дома.
За их спинами раздался рев мотора. Варя вздрогнула, обернулась: рядом с «Ауди» нотариуса остановился приземистый жуановский «мерс».
– Ну, вот он, наш домик! – Жуан выбрался из машины и в предвкушении потер руки. – А ты, Ворон, говорил – развалюха! Это ж целый замок, а не развалюха! Да, молоток был покойничек, хоть и не без причуд.
– Обалдеть! – Ворон, выбравшийся вслед за Жуаном, обвел дом восхищенным взглядом. Не удивленным, не озадаченным, а именно восхищенным, словно увидел именно то, что ожидал увидеть, и даже больше.
– Отпад! – Вороновская пассия в восторженном порыве прильнула к его татуированному бицепсу. – Влад, мы будем тут жить?
– Ночевать будем – это точно. – Он перевел взгляд с дома на озеро и улыбнулся широко, по мальчишески беззаботно.
Чтобы не видеть этой улыбки, Варя отвернулась. К горлу подкатил ком, ладони стали влажными и липкими от пота, а воздух, напоенный ароматом хвои, в одночасье сделался вязким. Господи, только не это… Рука, повинуясь старому, но так до конца не изжитому рефлексу, потянулась к карману джинсов в поисках ингалятора.
У нее нет ингалятора. Нет ингалятора и уже тринадцать лет нет никакой астмы. Она здорова, диагноз снят…
В таком случае почему так тяжело дышать и перед глазами сизый туман? Наверное, это нервное. Если нет астмы, значит, причина в нервах и воспоминаниях. Надо просто взять себя в руки и успокоиться.
У нее получилось, несколько судорожных вдохов выдохов – и дышать стало легче. Нервы… Хорошо, что остальные смотрят на дом. Еще чуть чуть, и все пройдет, дыхание восстановится, а сердце перестанет выпрыгивать из груди.
– Пойдем, что ли? – Жуан достал из кармана пиджака ключ. – Посмотрим, как там внутри.
Варе не хотелось смотреть, «как там внутри», а хотелось бежать от дома как можно дальше. «Квартира, – напомнила она самой себе. – Надо продержаться всего каких то шесть дней, и все…»
К дому она подошла последней, поднялась по каменным ступеням – кажется, ступени остались от того, прежнего, средневекового монстра, она помнила эти сколы и выбоины, – остановилась у огромной, обитой кованым железом двери, больше похожей на городские ворота, чем на вход в человеческое жилище. Чтобы открыть эту дверь, Жуану пришлось приложить усилие. Стальные петли тихо скрипнули.
– Непорядок. – Жуан неодобрительно покачал головой и тут же расплылся в довольной улыбке: – Ну, дамы вперед!
* * *
Дом его поразил. Влад плохо разбирался в архитектурных стилях, зато предостаточно поколесил по стране, чтобы понимать – для России матушки такая архитектура не характерна, если не сказать чужда. Дом был не просто из другой эпохи, а еще из другого культурного слоя, больше западноевропейского, чем русского. Раньше, когда он прятал свою суть за полуразрушенными стенами и непролазным буреломом, эта чужеродность, конечно, ощущалась, но не была такой очевидной, такой вызывающе откровенной.
А Савельевой дом не понравился. Мало того, она уставилась на шестиугольные башенки и остроконечную крышу с нескрываемым отвращением. Чокнутая, до сих пор верит в глупые детские страшилки.
Пока остальные рассматривали дом, Жуан взял командование на себя, будто считая себя единственным хозяином. Ну ну, Влад мысленно усмехнулся.
Когда тяжеленная, окованная железом дверь наконец распахнулась, Дарина и Сивцова начали проявлять очевидное нетерпение, и Жуан, поступив как джентльмен, пропустил барышень вперед. Повторять приглашение дважды не потребовалось. Единственной, кто не спешил им воспользоваться, была Савельева.
Подталкивать даму в спину было очень невежливо, но уж больно эта дама его раздражала. Сердце до сих пор кровью обливалось, стоило только вспомнить о проколотых колесах джипа.
– Убери лапы, – прошипела Савельева, но с места все таки сдвинулась.
В доме гуляло эхо. Было непонятно, то ли это особенности архитектуры, то ли все таки просчет строителей. Женские каблучки звонко цокали по отполированным до зеркального блеска каменным плитам. Стены просторного зала, в котором они очутились, были обшиты резными деревянными панелями. Влад присмотрелся – на каждой панели отдельная сцена: либо охотничья, либо батальная. Он не удержался от искушения потрогать теплое, чуть шершавое дерево. Так сразу и не поймешь, старинная это вещь или хорошо сработанный новодел. А еще в зале имелась лестница, ведущая на второй этаж. Массивные дубовые балясины фактурой и цветом повторяли стенные панели.