Я яростно захлопнула тетрадь. Мне следовало бы немедленно выгнать его за то, что он написал такие гадости об Эмерике. Однако победил здравый смысл, и я признала, что в его словах есть доля правды, он достаточно справедливо оценивает и Эмерика, и меня. Что я за человек, если задуматься? Чего хочу? Как прожила последние несколько лет? Я была с Эмериком, причем была такой, какой он хотел меня видеть. Я потеряла себя в любви к мужчине, от которого мне нечего ждать. Я заново лепила себя, подстраиваясь под его вкусы, под его капризы, потому что он заполнял пустоту моей жизни. Во всяком случае, до сих пор я именно так это ощущала. В действительности же я из кожи вон лезла, чтобы удержать его рядом, и только еще больше изолировала себя от окружающего мира. Я скрывала тоску от утраты родителей, даря ему веселые, соблазнительные и легкие стороны своего характера, и даже не отдавала себе отчет в том, что подавляла остальные составляющие своей личности. Ради него я, сама того не сознавая, вывела свою жизнь за скобки. Она остановилась в тот день, когда не стало моих родителей. Благодаря Эмерику я ожила, но при этом не повернулась лицом к реальности, не оценила ее и тщательно избегала брать на себя обязательства по отношению к самой себе. Я позволила годам утечь между пальцами и теперь снова очутилась в исходной точке.
Эмерик приехал к шести, с виноватой миной.
– Извини, задержался дольше, чем предполагал.
– Ты же здесь по работе, ничего удивительного, что ты ею занимаешься.
– Хватит, Ортанс, тебе хорошо известно, что я тут ради другого.
– Ты бы не приехал, не будь этой деловой встречи. И попробуй возразить.
– Я могу обнять тебя?
Вместо ответа я прижалась к нему.
– Хочешь, поедем поужинаем где-нибудь? Или ты ждешь клиентов?
Я выбралась из его объятий, меня растрогали его попытки вернуть то, что было между нами. Эмерик намеревался действовать по парижскому сценарию, для чего требовался ужин в ресторане, который ослабит мою оборону. По-другому он не умел.
– Нет, у меня только вчерашние гости. Можем куда-нибудь пойти, если хочешь.
Я догадалась, что моя реакция его разочаровала, но была не в состоянии проявить бурный восторг. Он протянул мне руку:
– Пойду приму душ. Составишь мне компанию?
– Нет, я только переоденусь.
– Как хочешь.
Он вошел в дом. Я подождала несколько минут, уверилась, что он включил воду в душе, и только потом пошла в спальню. Я быстро натянула маленькое, простое, скромное платье. Мне хотелось еще раз предстать перед ним красивой, но я и не подумала превращаться в роковую женщину, каковой он хотел видеть меня. Поэтому я решила не подвергать свою ногу риску и надела сандалии на плоской подошве. Ограничилась легким макияжем и была готова еще до того, как он вышел из ванной. Ожидая его, я заняла свое привычное место на террасе. Присоединившись ко мне, Эмерик внимательно оглядел меня и мягко спросил:
– Мне нужно сделать один звонок, и поедем, годится?
У него на лице было написано, кому он собирается звонить. Я изо всех сил постаралась скрыть огорчение. А ведь он мог бы позвонить из машины, когда возвращался в “Бастиду”. Однако он не был намерен щадить меня.
– Давай.
Эмерик открыл было рот, собираясь что-то сказать.
– Помолчи, пожалуйста, – остановила я его.
Он опустил голову, как будто его поймали на чем-то нехорошем, и ушел подальше в сад. Там он ходил взад-вперед, прижимая телефон к уху, но не нервничал, его походка была пружинистой, легкой, никакой скованности в движениях. Я сделала несколько шагов, чтобы лучше рассмотреть его. Мне почудилось, будто мистраль стих, а цикады замолчали, чтобы я лучше различала его интонации – оживленные, ласковые, нежные. Он улыбался. Потом рассмеялся, а я поднесла ладонь ко рту, чтобы не вскрикнуть. Эмерик был счастлив, просто счастлив, что разговаривает с женой! Возможно, они вспоминали дочек, или последнюю поездку на выходные с друзьями, или же планы на следующий уикенд. А может, он рассказывал ей, как удачно прошла его деловая встреча, делился радужными перспективами. Никогда не видела у Эмерика такого непринужденного и веселого лица. Он не был ни властным, ни капризным, ни нетерпеливым. Пребывал в полном согласии с собой, оставался совершенно спокоен. Чувство вины, которое уже давно не показывало носа, вдруг вернулось ко мне. И как раз вовремя. Что Эмерик делает здесь, со мной? Он тут не на месте. Не может он и дальше разыгрывать эту комедию, притворяясь счастливым, но сам в это не веря. Он любит жену, никогда не переставал любить ее и обязан всегда оставаться с ней. Он должен был обернуться на скоростном поезде за один день, чтобы спать сегодня вечером в ее объятиях, а вовсе не с любовницей, с которой он пытается склеить разбившиеся вдребезги отношения. Я следила: вот он закончил разговор, ненадолго уткнулся взглядом в землю, рассеянно покивал и взъерошил волосы. Я не стала прятаться или делать вид, будто ничего не видела. Зачем? Я у себя дома. Подойдя ко мне, он вопросительно глянул на меня:
– Готова? Можем идти?
– Я ждала тебя.
Мы направились к стоянке, молча шли плечом к плечу, не произнося ни слова. У входа в усадьбу я заметила автомобиль моих говорливых гостей и ускорила шаг.
– Быстрей, – бросила я Эмерику.
– Зачем?
– Если они нас заметят, мы проторчим тут весь вечер!
Я взяла его за руку и потянула к автомобилю. Он сразу тронулся с места, благодаря чему нам удалось сбежать от болтливых клиентов, которым я помахала рукой, облегченно переведя дух. Выехав из ворот “Бастиды”, мы оба не сдержали смеха. Только мой вскоре стал горьким и закончился всхлипом, который я не сумела подавить. Эмерик положил руку мне на бедро:
– Ортанс, скажи мне, в чем дело…
– Сегодня утром они приняли тебя за моего мужа, – с трудом ответила я сдавленным голосом.
Он резко затормозил, не убирая ладони с моего бедра. Вцепился в руль, с размаху ударил по нему.
– Прости меня, – прошептал он.
– Не стой посреди дороги, это опасно.
Я отвернулась и уставилась в окно, ничего не видя. Эмерик снова завел двигатель, и остаток пути мы проделали в молчании. В деревне Эмерик легко нашел место для парковки. Выйдя из машины, он подошел ко мне и взял за руку. Крепко сжал, будто опасался, как бы я не сбежала. Но нам все время встречались знакомые, и ему пришлось отпустить меня, чтобы я могла с ними поздороваться. Я расцеловалась с кассиршей из супермаркета – мы с ней учились в лицее, и она взяла с меня слово, что я заеду за ней и мы выпьем, после я целовалась с владельцем ресторана и продавщицей из магазина одежды. Эмерик отошел в сторону и наблюдал за тем, как я смеюсь и что-то обсуждаю с людьми, с которыми он никогда не познакомится. Он был явно озадачен, как будто я превратилась для него в незнакомку, хотя как раз сейчас я и была самой собой. Это впечатление усилилось, когда после моего “выхода к народу” он увлек меня на крытую террасу ресторана с заоблачными ценами из-за наличия звезды в Мишленовском путеводителе. Естественно, обстановка тоже была впечатляющей – ресторан стоял на маленькой улице-лестнице, петляющей вдоль старых каменных стен, – блюда были шикарными, и я не сомневалась в их качестве. Просто мне здесь было неуютно, не нравилось, что он собирается произвести на меня впечатление, соря деньгами, я хотела чувствовать себя обычной местной жительницей, а не туристкой, каковой меня упорно считал Эмерик. Пока у нас не приняли заказ, мы не обменялись ни единым словом. Перед нами словно по волшебству возникла бутылка вина, наши бокалы наполнились, и мы, не чокаясь, сделали по нескольку глотков. Не станем же мы поднимать тост за разочарование. Мои глаза блуждали по сторонам, не желая останавливаться на Эмерике.