В преподавательской послышались уверенные шаги – тяжелые, громкие, будто кто-то намеренно хотел оповестить о своем присутствии. Испуганно оглянувшись, вскочила на ноги, пытаясь отряхнуть и одновременно расправить подол юбки. Вовремя – дверь открылась, и в коридор вышел Винсент.
Внимательный холодный взгляд скользнул по моему лицу, полыхнув почти ощутимым разочарованием.
– Светлого дня, профессор, – первой поприветствовала его. Голос звучал глухо, надломлено и жалко. Настолько жалко, что отвернулась, скривившись.
«Он слышал разговор с Тианой?» – догадка неприятно царапнула изнутри.
Поджала губы, ожидая чего угодно, только не прозвучавших слов:
– Ты задолжала мне обед и смешную историю, помнишь?
Судорожный вздох сдержать не вышло, как не вышло и беззаботно улыбнуться, да и фразы прозвучали ломко, словно треск льда:
– Я сегодня уже обедала.
Мужчина не растерялся:
– Думаю, это не помеха для смешной истории?
Нет, конечно же, но настроение для развлечений совершенно не подходит. Хотела отказаться, да только он опередил, приглашающе подставив руку:
– Прогуляемся?
Вынужденно кивнула, хотя на самом деле идти никуда не хотелось. Протянула дрогнувшую ладонь, почти прикоснувшись кончиками пальцев к его рукаву, и тут же отдернула. Боюсь, если кто-то увидит нас, слухов и сплетен не избежать.
– Давай... те лучше так? – пробормотала тихо, пряча взгляд.
Сделала шаг, вскинула голову и спросила прямо:
– Ты слышал?
Напускное веселье испарилось – брови сошлись на переносице, скулы напряглись, четко обрисовывая овал лица. Лукавить он не стал:
– Да.
Я ждала, что еще он скажет, но профессор молчал.
Прошла немного вперед, сама не понимая, почему это молчание так больно ранит, наравне с ядовитыми фразами Тианы.
– Тоже считаешь, что лезу не в свое дело?
– Не считаю, – нервно повел плечами. – Но и не одобряю твой поступок.
Первые слова отозвались неожиданным теплом, а окончание фразы обожгло горечью.
– Нужно было молчать? Так? Это же преступление! – если в разговоре с девушкой я сдерживалась, то рядом с Винсентом все запреты и ограничения канули в лету. Хотелось размашисто жестикулировать и кричать – о несправедливости, о глупости, об ответственности, которую несут преподаватели. И это все не пустой звук. А гордость... Ею можно и поступиться.
– Нужно было рассказать мне, – остановил грозящуюся сорваться с места лавину.
Возмущение испарилось, исчезло, будто туман под натиском солнечных лучей.
– Зачем? – растерянность захлестнула волной, мешая вникнуть и понять то, что он сказал.
– Я что-нибудь придумал бы.
Прозвучало так... Искренне? Да, именно.
– И что же?
Я действительно хотела знать, что бы он такого придумал и как бы преподнес информацию для девушки, чтобы она не вздумала отгрызаться и на него. Хотя, о чем это я? Конечно, не стала бы. Винсент вовсе не зеленая выпускница столичной академии, а мужчина... Очень привлекательный мужчина, в которого влюблена одна из сестер. Возможно, именно Тиана.
– Не важно, – отмахнулся профессор. – Пойдем, покажу кое-что.
Идти не хотелось. Совсем. Но вновь возражения оставила при себе. Почему? Всему виной любопытство.
Мы шли в тишине, только были слышны шаги, его – размашистые, громкие, и мои – легкие, почти неразличимые в раскатистом гуле, что эхом отталкивался от пола, стен и потолка.
Поднявшись на третий этаж, остановились у двери, за которой скрывался узкий коридор и лестница, что вела на крышу.
А пройдя с десяток ступеней, оказались в оранжерее. Где обилие зелени, запахов и влажной духоты на несколько мгновений лишили речи. Настоящие зеленые лепестки, и ни грамма белого. Невероятно!
– Ректор тоже довольно долго привыкал к нашей северной природе, – Винсент обвел рукой большие и маленькие горшки, с вытянутыми и стелящимися стеблями. Подошел к одному из них, рассматривая растения, будто что-то неведомое.
– Красота! – выдохнула, наконец, справившись с удивлением.
Хмыкнул, признаваясь:
– Согласен, но для меня привычнее те, что за окном.
– Вы здесь выросли, – переводя взгляд с одного цветка на другой, узнавая сорта, и знакомясь заново с теми, которые видела только на картинках в справочниках или засушенными в гербарии, что хранился в лаборатории зельеваренья.
В душе клубилась ядовитая обида и горечь, но главенствующая роль принадлежала любопытству и восхищению. А еще ностальгии – светлой, незамутненной горестями и проблемами.
– Да, – откликнулся тихо. – Откуда ты родом?
– Рэмот, – не задумываясь, ответила, и пояснила:
– Это небольшой городок на юге.
Перед глазами распростерлась картина: залитая солнцем зеркальная гладь воды – яркая, слепящая, но при этом завораживающая. И пушистые клумбы, что заполонили разнообразные цветы. Бабушка любила, когда с рассветом в окна дома вместе со свежим бризом врывался ароматный шлейф запахов.
Приехав поступать в академию, я долго привыкала к дождливой осени и необходимости кутаться в плащи и полушубки.
– Скучаешь? – задумалась так, что не заметила, как мужчина подошел совсем близко.
Пожала плечами, чувствуя неловкость:
– Сейчас уже нет, я давно там не была.
И желания не возникало – ни к чему это, только ворошить прошлое, вскрывая зажившие раны.
– Оранжерея всегда открыта, ты можешь приходить сюда, когда захочешь, – профессор стоял на расстоянии вытянутой руки, поймав мой взгляд и не желая отпускать.
Почему в его глазах растаяла пугающая меня холодность? И почему в них мелькает... сожаление?
– Да, к-хм, – спрятала руки за спину, – спасибо.
– Я подумаю, как можно повлиять на Тиану, – слова прозвучали серьезно, искренне, и я ему поверила.
И еще поняла, что зря полезла с нравоучениями к девушке. Когда же я повзрослею и перестану бросаться в бой без должной подготовки?
На первый этаж мы спустились вместе, затем Винсент ушел, сославшись на дела. Вернувшись в аудиторию, забрала журнал, конспект с сеткой занятий и тесты.
По пути в преподавательский корпус шла, чувствуя лишь отголоски неприятный эмоций. Но и они меркли, когда вспоминала теплый взгляд, без привычной насмешки и превосходства. Оказывается, Райт умеет быть добрым и обходительным.
А в комнате вернулась к работе. И чем больше листов я проверяла, тем мрачнее становилась – знания ребят были даже не на нулевом уровне, а в глубоком минусе.