Алла Пугачева. Жизнь и удивительные приключения великой певицы - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Беляков cтр.№ 50

Потом похожая история случится с песней «Кукушка» Никиты Богословского. Композитор будет в негодовании от того, что певица без согласования с ним изменит в мелодии несколько нот. «Это не моя песня!» — воскликнет Богословский.

— Значит моя, — парирует Пугачёва (дело происходило на одном очень большом банкете). — И гонорары за нее буду получать я!

Богословский, легендарный острослов, никак не ожидал такого поворота беседы и даже не нашелся, что ответить. Не зря он за много лет до этого назвал Пугачёву «играющей певицей».

«У нее был свой подход, — продолжает Паулс. — Она знала, как ей будет удобнее. Я мог бы отстаивать то, что написал, но я этого не делал: поскольку все-таки это эстрадный жанр. Хотя в некоторых песнях по сравнению с моими оригиналами есть некоторая вольность».

Сама Пугачёва спустя много лет будет с улыбкой вспоминать: «…Я упиралась рогом на "миллион роз". Как я ее не любила! Чем больше я ее не любила, тем популярнее она становилась».

Когда автор этих правдивых строк спросил у маэстро, какие же из его песен Алле нравились, тот ответил после паузы:

— Нет, она всегда старалась про мои песни в моем присутствии сказать что-то пренебрежительное. Это такой ее стиль, барский, что ли — всех под себя. Хотя она понимала, что у публики она имела успех большой с этими песнями.

Однако пугачёвский «рог» мог появиться по совершенно отдельной причине. Дело в том, что в 1968 году Лариса Мондрус, которая тогда жила в Риге, спела песню на латвийском языке с очень сложным названием: «Davaja Marina meitinej muzinu». Это была грустная песня про девушку на ту самую мелодию, которая через пятнадцать лет обрастет розами. Сочинил ее совсем молодой Раймонд Паулс. Вот ее припев:

Даже не зная латышского, можно легко напеть его на известный мотив. Только надо верно расставлять акценты. Скажем, в имени «Марина» ударение на последний слог.

Забытая мелодия была Паулсу настолько дорога, что он хотел воскресить ее.

И не зря старался. Потом «миллион» перепоют сотни артистов. «Розы» будут звучать на разных языках, включая японский.

А Пугачёва скорей всего просто не хотела пользоваться нотами не первой свежести. Вряд ли она не догадывалась о существовании латышской версии. А если бы и не догадывалась, то ей уж точно указали бы эстрадные цветоводы, какие «шипы» в этих самых розах из Латвии.

Но — что удивительно! — история, совершенно аналогичная «Арлекино», повторилась и вовсе не как фарс.

Илья Резник ревниво отнесся к Аллиной «измене» с Вознесенским. Прежде всего потому, что его уже давно задевало высокомерие «настоящих» поэтов по отношению к «братьям меньшим», пишущим слова для эстрадных песен. Особенно обижало Резника слово «текстовик», которое то и дело слетало с уст интеллектуалов в адрес песенников.

Позже Резник напишет маленькую пьесу — несколько сцен из жизни знаменитой певицы Ларисы Преображенской. (Ремарка, описывающая ее комнату, отметит и белый рояль). В одном эпизоде возникает поэт Вунякин, он принес свой сборник «Окоем», которым очень гордится. Конечно, Резник открещивался от всех намеков и аллюзий, но у Преображенской явно «торчат» рыжие локоны Пугачевой, а Вунякин очень смахивает на Вознесенского с его знаменитой поэмой «Оза». Вот отрывок их диалога:

«Вунякин: Лариса… Твое творчество всегда страдало от твоей, прости меня, неразборчивости. Тебе необходима высокая поэзия, сотворенная чистым русским языком! Ты читала мой "Окоем"?

Певица: Там есть одно, более или менее приличное.

Вунякин: Всего одно?!

Певица: Да, одно. Если как следует над ним поработать, то могут получиться неплохие слова для танцевальной песенки».

После небольшого спора Преображенская выносит приговор:

«Певица: Многие полжизни бы отдали, чтобы сочинить так называемый шлягер. Ан нет! Пороху не хватает! Проще поэму в тысячу строк смастерить».

В результате Певица грубо выставляет поэта Вунякина и швыряет ему вслед сборник «Окоем».

Как и все эпохальные вещи Пугачёвой, «Миллион алых роз» преподносили сюрпризы своей хозяйке.

В конце 1982 года во время съемок программы «Новогодний аттракцион» (в эфир она вышла 1 января 1983 года) Алла пела эту песню, сидя на трапеции — такова была режиссерская задумка. Кто-то забыл прикрепить ее пояс к страховочному карабину, и она взлетела под самый купол на скользкой перекладине, лишь держась руками за тросы. При этом она еще должна была открывать рот, изображая пение (на телесъемках всегда звучит фонограмма).

«Хорошо, что у меня одно место мягкое, — смеялась уже потом Пугачёва. — А будь худая, соскользнула бы.». Реальный полет над залом, о чем часто грезила Алла, оказался жутковатым.

«Это была страшная история, — вспоминает режиссер Евгений Александрович Гинзбург. — Причем первым, кто понял, что случилось, был я. Я сидел в ПТС (передвижная телевизионная студия — авт.) и следил за ситуацией. А остановить что-либо было уже невозможно. Единственное, что я мог сделать, это сообщить через помощника страховщикам, что Алла не пристегнута. Но она все честно сыграла и была совершенно свободна на трапеции».

«Новогодние аттракционы» собирали телезрителей три года подряд — 1981, 1982, 1983. Вечером 1 января наступившего года эта программа демонстрировалась по Первому каналу.

Режиссер Евгений Гинзбург прославился во второй половине семидесятых как постановщик знаменитых телевизионных «Бенефисов»: Ларисы Голубкиной, Людмилы Гурченко. Подобные музыкальные телешоу тогда были жемчужинами эфира. Если бы в то время кто-нибудь удосужился заняться телеметрией, то эти развлекательные передачи завоевывали бы 98 % аудитории (как в официальных данных об активности населения во время выборов в Верховный Совет). Каждый «Бенефис» пробивался в эфир мучительно, и, в конце концов, Гинзбургу запретили их делать.

«Тогда вместе с Игорем Кио мы придумали "Новогодний аттракцион", — рассказывал Евгений Александрович, — большое праздничное шоу в Московском цирке. Сразу было ясно, что одним из ведущих будет сам Кио, но потом мы задумались о его партнерше. И решили, что это будет Алла. Она с удовольствием согласилась».

Гинзбург знал Пугачёву со времен Пятого конкурса артистов эстрады, когда он снимал ее задумчивый «проход» по коридору среди портретов.

«А в 1975 году мы начали работать над программой "Волшебный фонарь". Там была нахально наворованная нами западная музыка. И в частности одна вещь из Jesus Christ Superstar, но с нашим текстом. Для этого требовалась серьезная вокалистка, и вся наша группа решила, что лучше, чем Пугачёва, никто этого не сделает. В кадре же у меня была танцовщица, певшая ее голосом».