У любви нет голоса, или Охота на Лизу - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Корсакова cтр.№ 54

Макс, на которого спирт наконец подействовал в полной мере и даже сверх того, страдальчески поморщился.

С грехом пополам ему удалось успокоить маму, отговорить ее ехать к нему, лечить отбитое ухо. Он даже удивился своему красноречию и дару убеждения.

– Горазд ты брехать, – беззлобно сказал Вовка, когда он отключил телефон. – Анюта, он всегда был таким вруном?

– Сколько его помню, – сестра слабо улыбнулась.

Максу вдруг стало так хорошо, что он великодушно решил пропустить мимо ушей этот очевидный поклеп.

– А что с Лизой? – спросила Анюта.

Макс вопросительно посмотрел на Вовку.

– Все нормально, – сказал тот. – Рана ерундовая, кость и крупные сосуды не задеты. Повезло девчонке.

Да уж, повезло! Обалдеть можно от такого везения…

– Она ранена? – Анюта попыталась сесть.

Вовка обхватил жену за плечи, нежно, но решительно уложил ее обратно.

– Да что ты со мной как с маленькой?! – возмутилась она. – Максим, Лизу ранили?

Он молча кивнул. Дарованная алкоголем отрешенность начала медленно таять.

– Насколько серьезно?

– Ань, я же говорю – кость не задета, сосуды и нервы целы, – вмешался Вовка. – Кстати, она уже в себя пришла.

– И что? – хором спросили Макс и Анюта.

– Хоть бы что! Лежит себе, в потолок смотрит.

Анюта бросила на Макса быстрый взгляд.

– А мне к ней можно? – спросил он.

Вовка тяжело вздохнул, сказал ворчливо:

– Послал же господь родственничков! Пойдем уж, провожу.

Для человека, который только что пережил одно покушение, одно предательство и одно огнестрельное ранение, Лизавета выглядела неплохо. Ну, может быть, лицо у нее было чуть бледнее, чем обычно, и тени под глазами чуть гуще…

Она посмотрела на Макса таким взглядом, что он вдруг испугался, что она сейчас отвернется к стене, не станет с ним общаться. Не отвернулась, хотя по лицу было видно, что такая мысль ее посещала.

– Я пошел, – буркнул Вовка и вышел из палаты.

Макс в нерешительности потоптался на пороге, потом подхватил единственный на всю палату стул, поставил перед Лизаветиной кроватью, уселся на манер ковбоя из американских вестернов, подумал, что выглядит полным идиотом, но позу не сменил. Что уж теперь…

– Давай поговорим, – нарушил он затянувшееся молчание.

Она немного подумала, потом кивнула.

– Лизавета, ты же уже можешь разговаривать, – мягко напомнил он. – Ты звала меня по имени.

Мгновение она смотрела на него застывшим взглядом, а потом крапчато-каштановые глаза стали большими, как блюдца, зрачки расширились, губы скривились в недоверчивой улыбке.

– Не веришь?

Она покачала головой.

– Лиза, я тебя не обманываю. Ну, скажи что-нибудь.

Было видно, что она старается. От напряжения у нее даже лоб покрылся испариной. Какой-то момент Максу казалось, что у нее получится. Он приготовился, весь превратился в слух, а она, вместо того чтобы заговорить, расплакалась.

Лизавета плакала, здоровой рукой вытирала мокрое лицо, а он не знал, что делать. Тер щетину, бубнил какую-то ерунду, пытался гладить ее по волосам. Нет большего испытания для хрупкой мужской психики, чем женские слезы! Чтобы женщина перестала плакать, мужчина может сделать что угодно и пообещать что угодно. Даже если эта женщина – всего лишь твоя домработница. Даже если из-за нее ты рисковал жизнью. Особенно, если рисковал…

В палату заглянула медсестра, вопросительно посмотрела на Макса. Тот раздраженно махнул рукой, медсестра скрылась за дверью.

– Не хочешь со мной разговаривать? – спросил он, когда ее рыдания наконец перешли в приглушенные всхлипывания. – Я понимаю, ты думала, что я отдам тебя им?

Она перестала всхлипывать, едва заметно кивнула.

– Они взяли в заложницы Анюту, мою сестру, понимаешь?

Она снова кивнула.

– Они позвонили мне, сказали, что убьют ее, если я не привезу тебя.

Он не знал, почему ему так важно оправдаться. В конце концов, в случившемся гораздо больше Лизаветиной вины, чем его. Он до последнего старался вести себя как мужчина.

Лизавета его простила, по лицу было видно. Неожиданно Максу показалось, что она простила бы ему что угодно. Но ему не нужно было одного лишь прощения, ему было важно, чтобы она поняла, что им двигало.

– Я бы тебя никогда там не оставил. Нас прикрывал спецназ. Мне просто нужно было протянуть время до начала штурма, – он посмотрел на ее забинтованное плечо, добавил: – Прости.

…Мы в ответе за того, кого приручили. Он подобрал Лизавету на улице, как умел, опекал ее и вот – не уберег.

Здоровой рукой она сжала его запястье. Ее ладошка была горячей и сухой. Раньше она избегала каких бы то ни было прикосновений. Наверное, это что-то значило. Макс всмотрелся в крапчато-каштановые глаза и испугался. Того, что он в них увидел, просто не могло быть. Это все стресс…

Лиза почувствовала его испуг, отдернула руку, спрятала под простыню, улыбнулась виновато.

– Это значит, что ты меня прощаешь? – спросил он.

Она кивнула.

– Скажи – Легостаев, я тебя прощаю.

В ответ – ничего. Только эта виноватая улыбка. Профессор Полянский оказался прав: ее немота – это, скорее, нервное. Он же не глухой, он слышал, как она звала его по имени! Ей нужна была стрессовая ситуация. Ее пытались убить – она молчала, а заговорила, когда попытались убить его. Это что-то значит? Наверное, но он не будет об этом думать. Не сейчас. Может быть, чуть позднее…

– Ну, я пошел? – Макс встал, от неудобного сидения в ковбойской позе затекли ноги. Дурак, нужно было не выпендриваться, а сесть как нормальный человек.

Его отступление из палаты было похоже на бегство с поля боя. Почему-то именно дезертиром он и ощущал себя в этот момент. Отбитое ухо опять заболело и задергалось. Интересно, а она заметила, каким красавчиком он стал? Надо было сказать, что это тоже боевое ранение. Нет, по сравнению с ее огнестрелом его отбитое ухо – это слишком несерьезно…

Когда пришел Легостаев, Лиза чуть снова не бухнулась в обморок. На сей раз – от радости. Последнее, что она помнила, – это целящийся ему в спину ствол со странным утолщением на конце. А потом начался ад, и она потерялась…

Приходить в себя было больно и страшно. Лиза почувствовала этот страх, еще бродя по границе между реальностью и забытьем. Если тот пистолет выстрелил, то возвращаться нет смысла. Находясь по ту сторону реальности, она очень хорошо это понимала. Понимала и отчаянно боялась.

Она очнулась не в пыточном застенке с пылающей жаровней и набором гестаповских инструментов, а в самой обычной больничной палате. Наверное, нет, даже наверняка, это добрый знак. Наверное, тот ад уже закончился. Если так, то ей снова повезло, потому что ад, который она успела увидеть, был очень страшным.