Ничего не вышло. Полины не было дома. Сергей просидел под ее окнами несколько часов и только в полночь решился уйти. Наверное, она осталась ночевать у Светы, иногда она так делала.
Он понял, что отец не один, как только переступил порог квартиры: по едва уловимому и смутно знакомому аромату духов, по тусклому мерцанию свечей в гостиной, по сервированному на двоих столу. Раньше в их доме никогда не бывали женщины, Сергей вообще ничего не знал об этой стороне отцовской жизни. Поэтому, когда он тихо шел по коридору, им двигало дурацкое детское любопытство.
В отцовской спальне горел свет. Сергей хотел просто пройти в свою комнату. Он не собирался подглядывать, но все то же любопытство, будь оно неладно, заставило его...
...Она лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Он еще ничего не понял, но сердце уже перестало биться, сжалось до величины булавочной головки, затаилось.
У него был шанс пройти мимо широко распахнутой двери, мимо распластанной на отцовской кровати женщины, но он упустил этот шанс. Он стоял, и смотрел, и уговаривал себя не верить...
– Сережа... – Она смотрела на него пустыми глазами и улыбалась. Даже ее нагота не оскорбила его больше, чем эта улыбка. Даже мысль, что несколько минут назад она была с его отцом. – Сережа, пожалуйста... – она попыталась сесть, едва не упала с кровати, и он с отвращением и ненавистью подумал, что она пьяна.
Наверное, он почувствовал бы себя легче, если бы ударил ее, наотмашь, со всей силы. Ему хотелось, но он знал, что, начав, не сможет остановиться, поэтому он просто ушел...
* * *
Это был самый длинный, самый мучительный месяц в жизни Полины. Ее вызвали в школу лишь однажды, чтобы подвергнуть публичной порке и сообщить, что она уволена. Ей было все равно: и порка, и увольнение с занесением в личное дело ее совсем не взволновали. Спасительный анабиоз, случившийся с ней в ту ужасную ночь, так не прошел.
Единственное, что ее еще интересовало, это судьба Сергея. От Светы она знала, что он ушел от отца и живет у Степаныча на конезаводе, что он провалил выпускные экзамены и золотая медаль ему не светит.
Полина оставалась в этом городе лишь затем, чтобы убедиться, что Полянский-старший выполнит свое обещание. Потом она уедет куда-нибудь. Неважно куда...
Ее анабиоз нарушила Ядвига. Однажды вечером она появилась на пороге Полининой квартиры с элегантным чемоданом в руках и неизменной трубкой в зубах.
– Ну, здравствуй, Поля, – сказала будничным тоном, точно они не виделись всего пару дней...
...Они собрались на военный совет: Ядвига, тетя Тося и Света. Это была странная компания и странный совет. Света сидела на подоконнике с сигаретой в зубах и нервно болтала в воздухе босыми ногами. Тетя Тося в бигуди и с вязанием в руках пристроилась у кухонного стола, на котором Ядвига с задумчивым видом раскладывала карты таро.
– Ну и что там в военкомате? – спросила тетя Тося у Светы.
Та раздраженно пожала плечами:
– Ничего хорошего, если верить моему генералиссимусу.
– Неужто в армию заберут? – всплеснула руками тетя Тося. – А что ж этот кобелина, папашка евоный? Передумал, что ли, парнишке помогать?
– Папашка-то как раз не передумал. Это сынок передумал. Ему теперь, видите ли, мединститут не нужен. Ему вдруг в армию захотелось, долг Родине отдать. Патриот хренов! – Света сердито сплюнула за окно.
– А Поля знает? – спросила шепотом тетя Тося.
– Знает.
– И что?
– Молчит.
Полина вошла в кухню, прислонилась плечом к стене. Тетя Тося отложила вязание, посмотрела на нее со смесью жалости и упрека.
– Что ж ты, Поленька, так себя не бережешь? Зеленая вон стала, что жаба болотная.
– В ее положении такое часто случается, – сказала Ядвига, не отрываясь от пасьянса.
– В каком положении? – спросили хором Света и тетя Тося.
– Девочка, ты ведь беременна? – Ядвига посмотрела на прижавшуюся спиной к стене Полину.
Та молча кивнула.
– Мать честная! – ахнула тетя Тося.
– Ядвига, как вы узнали? – спросила Света.
Ядвига кивнула на разложенные карты:
– Так же, как я узнала, что девочка попала в беду. Вопрос сейчас не о том, – она вопросительно посмотрела на Полину. – Что ты собираешься делать с ребенком?
– Не знаю.
– А что тут знать?! – вмешалась тетя Тося. – Дите, оно Богом данное! Рожать тебе надо, Поля, и все тут!
– Единственное, о чем я жалею, – сказала Ядвига, раскуривая трубку, – это о том, что у меня нет детей.
– А ну гасите папиросы! Обе! – опомнилась тетя Тося. – Ей теперь вредно дымом дышать.
Ядвига улыбнулась, отложила трубку в сторону.
– А вот меня больше волнует, кто отец этого ребенка? – Света выбросила в окно недокуренную сигарету, вопросительно посмотрела на Полину. – Ты знаешь, от кого беременна: от отца или от сына?
Тетя Тося ахнула, сердито застучала спицами. Ядвига задумчиво рассматривала серебряный браслет на своем запястье: два дракона, пустое ложе для камня. Странное украшение, совсем ей не подходящее.
– Я беременна от Сергея. – Полина оторвала взгляд от браслета, присела к столу, сжала виски руками.
У нее не было сомнений, потому что она знала то, чего не знала ни одна из этих женщин. Сергей Викторович Полянский как мужчина был несостоятелен. Он решил, что с Полиной у него все получится, что она особенная, а она его подвела. Он избивал ее долго, вымещал на ней свою боль и свою ненависть, а потом заперся в ванной и не выходил очень долго, почти до самого утра. Полина не уходила – ждала. Нет, не извинений, а обещания. Полянский пообещал...
– Хорошо, с ребенком все ясно, – сказала Ядвига. – А как ты собираешься поступить с отцом ребенка?
– Никак. – Полина пожала плечами.
– Он имеет право знать.
– Ядвига, даже Света усомнилась в его отцовстве! Он мне не поверит.
– А ты попробуй. Не ради себя, ради ребенка. – Ядвига вздохнула. – Унижайся, проси прощения, на коленях ползай. Нельзя вот так просто...
Полина кивнула, сказала с невеселой усмешкой:
– А я уже просила, и на коленях ползала, и унижалась...
...Это случилось в тот день, когда Полина поняла, что беременна. Она поехала на конезавод к Степанычу.
– А Сережки нет. Взял Бурана и умчался куда-то. – Степаныч смотрел на нее с жалостью. – Посиди со мной, Поля, он скоро вернется.
– Спасибо, я пройдусь. Может, встречу его.
Полина брела по лесной дороге, когда услышала топот копыт. Буран, самый неуправляемый, самый своенравный из всего табуна, мчался прямо на нее. Анабиоз, который позволил Полине как-то жить все это время, сделал ее бесстрашной. Если она сойдет с дороги, то потеряет единственный шанс поговорить с Сергеем.