– Я с тобой. Слушай, Злата-то у нашего Пашки какая чудесная!
– Да, ему повезло.
Тихонько переговариваясь, они пошли к дому. На крыльце стояли Вера и абсолютно счастливый Олег.
– Всем спать! Всем спать! – скомандовал Ясень и срифмовал. – Завтра едем отдыхать!
– Надо было в Турцию ехать, – капризничала Вера.
– В Турцию мы в студенчестве не ездили, а в Геленджик один раз выбирались. Вот поэтому едем туда. Если не хочешь, дуй в свою Турцию. А у нас путешествие в юность.
– Суровый у тебя брат, – засмеялся Олег, глядя на тоненькую невысокую Веру, – как ты с ним живёшь и работаешь?
– Ну, живу я, к счастью, не с ним, а лишь по соседству. А на работе да, терплю. Слава богу, там не только он хозяин, но и Павел, а Рябинин меня в обиду не даёт.
– Ладно, обиженная сестрица, ты домой едешь? – Ясень грозно нахмурился.
– Я её отвезу, – вмешался Олег, – мне Рябина свою машину дал.
– Да? – удивился Сергей. – Ну, отвези. Только осторожно. Ты там, в своей Буржуинии, наверняка разбаловался и от нашей езды отвык.
– Ничего, я потихоньку.
– Да уж. Вер, ты только его контролируй. И чтобы через два часа оба мирно почивали по домам. А то завтра в поезд вас будем грузить в бессознательном состоянии.
– Ладно-ладно, дуэнья моя! – переливчато засмеялась Вера и пошла к калитке, Олег направился за ней.
Что-то в смехе сестры заставило Ясеня удивлённо посмотреть ей вслед.
– Да-да, – тихонько шепнула ему на ухо появившаяся на крыльце Злата, – наконец-то ты догадался: она в него влюблена. Причём с детства.
– Как?! – громко изумился Ясень. Вера оглянулась, но ничего не спросила, лишь улыбнулась загадочно.
– Сильно. И, похоже, он впервые стал об этом догадываться. Так же, впрочем, как и ты. Толстокожие вы, Ясень и Груша, просто деревянные. В полном соответствии с прозвищами. Девушка влюблена, а вы ничегошеньки не замечаете.
– Они что, оба с дуба рухнули?!
– Они наконец-то спохватились. Спасибо Анжелике, а то ещё бы долго Вера скрывала, а Олежек не догадывался.
– Он же её старше…
– Ну, на сколько? Вспомни-ка!
– На шесть лет! Кошмар! Старый дед рядом с юной грациозной ланью.
– Павел меня тоже на шесть лет старше, даже почти на семь. Я ему передам, что ты его считаешь старым дедом.
– Шантажистка! То вы! А то моя младшая сестра! Она совсем ребёнок.
– Она мне ровесница. И имеет право на счастье. Поэтому я тебя прошу, уймись, и в Геленджике за ними не бегай, дай людям возможность побыть вдвоём и всё, наконец, понять.
Ясень гневно сверкнул на неё глазами и запыхтел.
– Ты не пыхти, – с другой стороны приобнял слышавший их разговор Павел, – а лучше прислушайся к моей жене. Вера и Олежек идеально подходят друг к другу. Кстати, он в неё тоже влюблён аж с третьего курса. Только боялся тебе сказать. Ты бы ему ноги повыдёргивал. Как же: Грушину двадцать, а сестрице твоей меньшой четырнадцать!
– Вы хотите сказать, что все всё знали, а я один слеп как крот и туп как пробка?!
– Мы хотим сказать, что надо, наконец, всё понять и успокоиться: твоя сестра нашла лучшего парня из всех возможных, а твой старый друг встретил чудесную девушку. И они вполне могут быть счастливы. И ты вместе с ними.
Ясень попыхтел, подумал, потом радостно всплеснул руками и заторопился в сторону машины:
– А ведь точно! Ну, я им поспособствую, ясен пень! Пусть только попробуют не полюбить друг друга и расстаться! Вот я им!
– Ясень! Уймись! Дай им побыть вдвоём!
– А я что? Я ничего! – и он снова припустил за влюблёнными.
Ирина Осоргина, давясь смехом, устремилась за ним:
– Павлунь, не волнуйся! Я за ним пригляжу. Сегодня, во всяком случае. А в Геленджике уж вы его нейтрализуйте. А то он со своим напором всё испортит.
– Мы постараемся, – неуверенно протянул Павел, а Злата покачала головой.
Геленджик. Лето 2000 года
В Геленджике они пробыли две недели. Вера и Олег не разлучались ни на минуту и, счастливые, бродили по набережной. Ясень смотрел им вслед и вспоминал, как они с Лёлькой тоже отдыхали здесь вместе со всей их большой компанией.
Сейчас они остановились в замечательном, только что построенном пансионате с окнами на море, – могли себе позволить. А тогда, тринадцать лет назад, жили в крохотных комнатёнках у какой-то полоумной старушки. Дворик был тесный, неуютный. И, чтобы не мешать хозяйке, они с утра до ночи торчали то на пляже, то в горах, то гуляли по городу и окрестностям. Лёлька тогда впервые была на море, и ему казалось, что он открывает ей прекрасный и неизведанный мир. Она глядела на всё своими огромными голубыми глазами с таким восторгом, таким упоением, а он мог смотреть только на неё.
С погодой им тогда повезло не очень. Но даже в пасмурные дни Лёлька тащила его на пляж, и они сидели, обнявшись, на серых деревянных лежаках и смотрели на море или читали. Он перочинным ножом резал ей истекающие соком груши и клал прямо в рот, потому что передавать их из рук в руки было невозможно: они буквально таяли. Лёлька осторожно брала губами сочные кусочки и смеялась так, что у него сердце замирало от нежности и любви. И в эти мгновенья девятнадцатилетний раздолбай Серёга Ясенев почему-то думал о том, что хочет на старости лет вот так же привезти свою Лёльку на море и сидеть с ней, глядя на неспокойное серое море, резать ей груши и болтать обо всём на свете. А дома пусть их будут ждать дети и внуки, которым они отдадут на время поездки двух своих псов и кота. И, оставив их всех в далёкой Москве, они вдвоём с Лёлькой устроят себе новый медовый месяц. Очередной.
И вот теперь одинокий тридцатидвухлетний Сергей Ясенев сидел на том самом пляже, где они когда-то так много времени проводили вместе с его единственной, как выяснилось, любовью, и слушал, как поет Михаил Шуфутинский, которого он вообще-то не любил, песню эту слышал впервые, но почему-то вдруг стал прислушиваться к мелодии и словам. Над бухтой плыл глубокий бархатный голос:
Пусть тебе приснится Пальма-де-Майорка,
В Каннах или в Ницце ласковый прибой…
Сергей резко встал и, ничего не говоря, быстро пошёл прочь, к раздевалкам. Злата, лежавшая в соседнем шезлонге, приподнялась на локте и тревожно посмотрела ему вслед:
– Что он, Паш?
– Насколько я знаю своего лучшего друга, вспомнил об Ольге. Она тогда была здесь с нами. Сергей с ума по ней сходил… А она по нему…
– Бедный…
– Он не бедный, он дурной. Ему давно пора уже найти Лёльку и поговорить с ней, наконец. А то дождётся, что она замуж выйдет.