Последняя из единорогов - читать онлайн книгу. Автор: Питер Сойер Бигл cтр.№ 46

Голос короля доносился до нее из дальней дали, она не столько слышала его, сколько вспоминала. Молли так и продолжала поворачивать голову, а повернув, уперлась взглядом в лицо принца Лира. За принцем стояла стена яркого тумана, которая подрагивала, точно рыбьи бока, и никакого сходства с заржавелыми часами не имела. Шмендрика видно не было.

Принц Лир медленно поклонился Молли, но заговорил он с леди Амальтеей.

– И ты ушла бы без меня, – сказал принц. – Ты совсем не слушала моих слов.

Ему леди Амальтея ответила, хоть ни с Молли, ни с чародеем разговаривать не желала. Низким и чистым голосом она сказала:

– Я вернулась бы. Не знаю, почему я здесь и кто я. Но я вернулась бы.

– Нет, – ответил принц, – ты не вернулась бы, никогда.

Прежде чем он успел что-либо добавить, в разговор их вмешалась Молли, вскричавшая – к немалому своему удивлению:

– Нашел о чем говорить! Где Шмендрик?

Двое совершенно чужих ей людей уставились на Молли, вежливо удивляясь тому, что в мире нашелся еще кто-то, умеющий говорить, а она обнаружила, что дрожит с головы до пят.

– Где Шмендрик? – повторила она. – Если ты за ним не пойдешь, пойду я.

И она снова повернулась к стене.

Шмендрик вышел из тумана, опустив голову, словно сопротивляясь сильному ветру. Он прижимал к виску ладонь, а когда отнял ее, по щеке его медленно поползла кровь.

– Пустяки, – сказал он, увидев, как кровь падает на руки Молли Дрю. – Пустяки, рана неглубокая.

Шмендрик покачнулся, поклонился принцу.

– Я так и думал, что это ты проскочил мимо меня в темноте, – сказал он. – Скажи, как тебе удалось столь легко пройти сквозь часы? Череп говорил, что ты не знаешь дороги.

Лицо принца стало недоуменным.

– Какой дороги? – спросил он. – И что тут знать? Я увидел, куда ушла она, и пошел следом.

Неожиданный смех Шмендрика шаркнул, обдирая себе бока, по бугристым стенам, которые наплывали на всех четверых, пока глаза их привыкали к новому сумраку.

– Ну конечно, – сказал он. – Существует немало такого, что по природе своей обладает собственным временем.

Он засмеялся снова и тряхнул головой, и кровь потекла заново. Молли оторвала от своего подола лоскут.

– Бедные старики, – сказал чародей. – Они не хотели поранить меня, да и я их ранить не стал бы, даже если бы мог. Мы с ними ходили по кругу, обмениваясь извинениями, Хаггард вопил, а я все ударялся о часы. Я знал, что они не настоящие, но ощущал их как настоящие, и это меня беспокоило. Однако тут подскочил Хаггард и ударил меня мечом.

Он закрыл глаза, позволяя Молли перевязать ему голову.

– Хаггард. Он начал нравиться мне. И сейчас нравится. У него был такой испуганный вид.

Смутные, отдаленные голоса короля и его ратников вроде бы зазвучали погромче.

– Не понимаю, – сказал принц Лир. – Чего он боялся – мой отец? Что он…

В этот миг по другую сторону часов раздался бессловесный вопль торжества, а следом грохот и треск. Мерцающий туман исчез, на всех обвалилась черная тишина.

– Хаггард разбил часы, – сказал, помолчав, Шмендрик. – Обратной дороги у нас нет, и нет другого пути, кроме того, что ведет к Быку.

И сразу же стал пробуждаться медленный, плотный ветер.

XIII

Проход был достаточно широк для того, чтобы идти в ряд, однако шли они друг за другом. Леди Амальтея – впереди, по собственному ее выбору. Принц Лир, Шмендрик и Молли Грю следовали за ней, и единственным источником света были для них ее волосы, однако самой леди Амальтее осветить дорогу было нечем. И все же она шагала так легко, словно уже проходила здесь.

Где они, никто из них не знал. Холодный ветер казался реальным, как и холодная вонь, которую он приносил, но тьма пропускала путников сквозь себя с гораздо меньшей охотой, чем часы. Одной дороги было довольно, чтобы сбить ноги, а кое-где и застрять среди настоящих камней и настоящей земли, обвалившейся со стен пещеры. Да еще и шла эта дорога непостижимым манером сна: клонясь, и перекашиваясь, и возвращаясь к самой себе, то почти отвесно спадая, то поднимаясь немного, то распрямляясь, то возвращаясь назад для того, быть может, чтобы опять привести их под огромный зал, где старый король Хаггард еще бесчинствует над поваленными часами и разбитым вдребезги черепом. «Ну, разумеется, – думал Шмендрик, – ведьмина работа, а ничто сотворенное ведьмой реальным в конечном счете не бывает». И добавлял: «Впрочем, это испытание должно быть последним. Если не так, все станет более чем реальным».

Пока они плелись спотыкаясь, Шмендрик торопливо рассказывал принцу Лиру об их приключениях, начав с собственной странной истории и еще более странной судьбы, – описав разрушение «Полночного балагана» и свой побег с единорогом, а следом встречу с Молли Грю, дорогу к Хагсгейту и рассказ Дринна о двойном проклятии, наложенном на город и башню. На этом он и остановился, ибо дальше шла ночь Красного Быка: ночь, которая закончилась к добру или к худу магией – и нагой девушкой, бившейся в своем теле, как корова в трясине. Он надеялся, что принцу интереснее будет узнать скорее о его героическом рождении, чем о происхождении леди Амальтеи.

Принц Лир изумлялся несколько подозрительным образом – ведь изумление всегда трудно подделать.

– Я давно уже, очень давно узнал, что король не отец мне, – сказал он. – Но все равно старался, как мог, быть ему сыном. Я враг любого, кто умышляет против него, и, чтобы заставить меня возжаждать его погибели, потребовалось бы нечто большее, чем болтовня старой карги. А касательно прочего, я думаю, что единорогов нет больше на свете, и знаю: король Хаггард никогда ни одного не видел. Как может человек, хотя бы однажды увидевший единорога – не говоря уж о тысяче их в каждом прибое, – как может он скорбеть, подобно королю Хаггарду? Помилуй, да если бы я увидел ее только раз, и никогда больше…

Тут он в замешательстве замолчал, поскольку почувствовал, что разговор клонится к некой печали, отвести от которой его никогда уже не удастся. Молли слушала их всем телом; что до леди Амальтеи, та, если и расслышала разговор мужчин, ничем того не показала.

– И все же, где-то в жизни короля сокрыта радость, – заметил Шмендрик. – Скажи по правде, ты никогда не видел ее следа – ее отсвета в глазах короля? Я видел. Подумай, принц Лир.

Принц Лир умолк, дорога продолжала виться в смрадном мраке. По временам им было трудно сказать, поднимаются они или спускаются, иногда же проход изгибался снова, и близость кривых камней к плечам вдруг становилась холодным скосом стены перед лицами. И ни малейшего звука от Красного Быка, ни проблеска злого света, однако, если Шмендрик касался своих потных щек, пальцы его пахли Быком.

Принц Лир сказал:

– Временами, когда он стоял на башне, что-то проступало в его лице. Не свет, если быть совсем точным, но ясность. Я помню. Когда я был маленьким, лицо его не становилось таким, если он смотрел на меня, да и на что-либо еще. А кроме того, мне снился сон. – Теперь принц шел очень медленно и шаркал ногами. – Да, сон, раз за разом один и тот же, как я стою среди ночи у моего окна и вижу Быка, Красного Быка…