Страна вечного лета  - читать онлайн книгу. Автор: Ханну Райаниеми cтр.№ 33

Занята была только половина заляпанных чернилами столов. В зале было четыре стойки архивариусов и небольшая зона отдыха. В любой гражданской организации мира живых это место называлось бы библиотекой, разве что здесь приходилось искать в ана и ката. Даже самому примитивному гиперзрению открывались бесконечные спиральные полки с лабиринтами секретов. Питер любил картотеку, она напоминала ему библиотеку Тринити-колледжа в Кембридже, хотя здесь и недоставало запаха бумаги и пыли.

Он пришел якобы для того, чтобы собрать материал к совещанию по Испании для Зимнего управления. Когда Питер сообщил Си об исходе приватного разговора с Уэстом, шеф разведки пришел в ярость. Старик два дня не высовывал носа из своего кабинета, отказываясь принимать кого-либо, кроме сурового Хилла. Специальному комитету предстояло собраться на следующей неделе, двадцать первого ноября, и Питер подозревал, что шеф готовится к очередной перепалке с сэром Стюартом. В его отсутствие с деталями передачи операции Зимнему управлению пришлось разбираться Питеру. Молодой сотрудник по фамилии Холлис продолжал бомбардировать его запросами. Питер добросовестно готовил информационный пакет, который через Слушателя будет доставлен также Отто и Норе.

Но подлинная причина, по которой он пришел в картотеку, заключалась в произнесенном Уэстом слове: Камлан.

В Камлане состоялось сражение, где убили друг друга король Артур и злодей Мордред, покончив с золотым веком Камелота. Думал ли Уэст о вероятной мировой войне, надвигающейся из-за конфликта между Советским Союзом и Британией? Отражал ли тот образ вторжение Вечно Живого в Летний город?

Но все же это не объясняло чувство вины Уэста. Камлан – очень похоже на кодовое название операции или кличку агента. В ранние дни существования Секретной службы часто использовались кодовые имена из эпохи короля Артура.

Если существует задокументированный план войны с Советским Союзом, его крайне важно получить, в особенности когда разгоревшееся в Испании пламя может распространиться на весь остальной мир и даже Страну вечного лета.

Это стоит той цены, которую Питер готовился заплатить.

Питер подошел к архивариусу Астрид. Во время работы здесь девушка начала преждевременно угасать. Поступив в Управление, она была хорошенькой, с огненно-рыжими волосами, точеной фигурой и идеальными ногами, похожими на острый карандаш. Она по-прежнему носила белые блузки и короткие юбки, но волосы потускнели, а лицо превратилось в полупрозрачный овал, освещенный изнутри слабым призматическим сиянием лусита.

– Мистер Блум, – прошептала Астрид. Ее голос тоже почти исчез, остались только едва слышные вибрации эфира. – Как ваши дела?

– Боюсь, у меня было слишком много дел, чтобы с вами увидеться. Навещал живых.

– Неудивительно, что вы так бледны.

Несмотря на свое состояние, Астрид была остра на язык и даже любила подшутить над собственным угасанием.

– Просто жду, когда же, наконец, забуду нашу первую встречу, чтобы снова познакомиться.

Астрид засмеялась, и легкий шелест эфира пощекотал лицо Питера.

– И сегодня, вероятно, настал тот самый день.

У каждого угасание проявлялось по-разному, и даже регулярная подпитка праной могла от него не уберечь. До Билетов это происходило очень быстро, неудивительно, что ранних медиумов обвиняли в шарлатанстве, когда вызываемые ими призраки могли вспомнить лишь фрагменты прошлой жизни. Порой Питер гадал, каково было его отцу, какое последнее воспоминание осталось с ним в самом конце.

Питер вздохнул.

– Боюсь, что нет. Мне нужна пара дел.

– Я слышала, вы получили повышение.

– Надеюсь. Но если я не справлюсь, Си отрежет мне голову.

– Только голову? От старческого маразма он стал мягкотелым.

Питер усмехнулся и взял со стола Астрид форму для запроса. Он нацарапал несколько ключевых слов и код операции и подписался своим луситом. Запрос на ранние рапорты Вереска.

Астрид мельком проглядела карточку и на мгновение застыла. Место утраченных в результате угасания воспоминаний в основном занял обширный каталог картотеки.

Она вызвала из эфира куб Хинтона – текучий, меняющий форму кристалл размером с игральную кость. Он представлял собой уникальный адрес в четвертом измерении, куда можно было мысленно переместиться, как с помощью Билета или маячка в эктофоне.

Питер устроил спектакль, хмуро глядя на куб.

– Знаете, Астрид, мне что-то нехорошо. У меня был неудачный контакт с медиумом, оставивший нас обоих с головной болью размером с Гибралтарскую скалу. Вы мне не поможете?

– Конечно. – Она наклонилась ближе. – С удовольствием.

Питер подмигнул ей. Всегда можно найти изъян в любой системе, как бы тщательно ее ни сконструировали. Этому его научил философ Людвиг Уншлихт.

* * *

Это случилось семь лет назад, на втором году учебы Питера в Кембридже.

Лекция была странной с самого начала. Доктор Уншлихт вошел в аудиторию Тринити-колледжа, поставил стул в центре небольшого свободного пятачка и сел. Некоторое время он просто сидел молча, на лице отражались напряженные раздумья. Немецкому философу было около пятидесяти, но он запросто сошел бы за тридцатилетнего. Орлиный профиль и густые каштановые кудри поверх высокого лба.

И наконец он начал разрезать воздух правой рукой.

– Я снова и снова буду пытаться доказать, что так называемое математическое открытие куда правильнее назвать математическим изобретением.

При этих словах Питер яростно стиснул учебник и перьевую ручку. Уж конечно, в математике совершают открытия, а не изобретения! Изобретение – слово низшего порядка, больше подходит для инженеров. Математика – наука о законах всех возможных миров. Он оглядел остальных студентов в аудитории и с разочарованием убедился, что никто не пришел в бешенство.

И все же лекция доктора Уншлихта оказалась настолько же захватывающей, насколько и странной. Он не делал записей, только говорил. Время от времени останавливался и что-то бормотал себе под нос, сведя брови в попытке вытащить мысль из невидимого колодца собственной воли. Когда он снова начинал говорить, утверждение было превосходно сформулировано, логично и, на взгляд Питера, являлось полной ересью.

– Задумаемся над «парадоксом лжеца», – сказал Уншлихт. – В определенном смысле весьма странно, что эта загадка кого-то может смутить, потому что все просто: если человек говорит «Я лгу», мы делаем вывод, что он не лжет, откуда вытекает, что он лжет и так далее. И что дальше? Можно продолжать так до посинения. А почему бы и нет? Это не имеет значения. Просто бесполезная словесная игра. С какой стати вообще уделять ей внимание?

– Потому что это противоречие! – выкрикнул Питер, не в силах сдержаться. – Если в математике допускается утверждение, одновременно правдивое и ложное, то все разваливается!