— Держитесь, впереди топко, — предупредил душелов, понукая свою лошадь по самое брюхо нырнуть в ползучую мешанину луговых трав. Свинцовый озерный плес засерел в низине, как тусклый кружок оброненной великаном монеты.
— Смотри, Тааль, цветов здесь не счесть! — брякнула принцесса, тут же одергивая себя. — Ой, я не имела в виду «смотри глазами»…
— Знаю…
Отчаявшись остудить пленившую нутро горячку, Лютинг прислонил пятерню к взмокшей шкуре Унгвара, вдохнул медленно, глубоко. Нынче необходимо прояснить мысли. Может, треклятые грибные темницы виноваты в беспокойстве, кружащем ему голову?
Будто догадавшись, что на уме у приморского королевича, Изольда перекинула ногу через широкий круп, сползла с коня.
— Сейчас наберу для тебя две охапки — оглянуться не успеешь… — И, сверкнув голубым клинком, вынутым из сапога, по шею окунулась в травостой.
Водяную змейку она разыскала без заминок, благо, ее на берегах росло видимо-невидимо. О том, как выглядит белокрыльник, пришлось осведомиться у мастера Кетиля, лениво жующего колосок.
— Вроде вон те белые цветы именуют лапушником, — без промедления указала твердая мужская рука.
— Каллы? — Чтобы не выронить уже собранный букет, принцесса разостлала на лысом пятачке свою накидку и бережно завернула цветы в алую ткань. Невелика беда, если фейлан с чудными глазами увидит ее без плаща: он давно разглядел все, что стоило внимания. А растения без мешка или котомки не унести.
«Хороша чаровница, — тайком засмотрелся Кетиль, любуясь, как грациозно девушка перебегает с места на место. — Шипы и те не уродуют, только отпугивают дремучих крестьян, а душеловов, напротив, влекут богатой добычей. Много ли теперь дают в тьер-леранском суде за ведьму? Жаль, не я ее заарканил».
— Почти готово! — долетело до замерших в седлах мужчин с берега.
Связывая узлом свой легкий плащ, принцесса беззвучно шевелила губами:
— Только бы помогло… Пожалуйста…
Пусть Таальвен вернет себе зрение, а заодно и изумрудную глубину очей, к которой она привыкла. Без нее сложно вспомнить невеселую волчью улыбку, что грела в моменты отчаяния.
Отыскав среди зелени плечистую фигуру королевича, настороженную и теперь, когда от усталости лицо его осунулось, Изольда безжалостно отмела сомнения и заспешила к Унгвару.
Впервые за время долгого путешествия она отважилась покориться желанию богов, внять просьбам Лютинга и стать ему женой, спутницей… Не бежать без продыху, ища укрытия в недомолвках, выдуманных обидах. Ведь, взаправду, приморский принц не был повинен перед колдуньей ни в чем, кроме своей любви. Так может, довольно бичевать его за это?
Приладив сверток с цветами на конскую спину, Изольда вложила ладонь в руку своего мужа, потянулась к нему.
Вопреки собственным предрассудкам и неизъяснимой боязни она постарается… Полюбить, разобраться с клокочущими чувствами. Тааль обещал уважать ее выбор и не удерживать силой, как захватчица тьер-на-вьёр или Душеловы, разбойничью бытность которых увлеченно описывал Кетиль.
* * *
Даже с открытыми воротами форт казался воинственным и грозным. Чернело на главной башне знамя с лютым волком, извернувшимся колесом, бугрились под его намалеванной шкурой неотшлифованные камни. Неистребимая в подобных застенках сырость рядила кладку в мшистую зелень, щекотала ноздри душком непросохшей по весне земли. Проезжая под аркой над главным входом, Изольда непроизвольно пригнулась, прильнула к Таальвену Валишеру, но он, поглощенный глубокими думами, не заметил этого.
Продолжал молчать королевич и после того, как скакун под ним добрел до коновязи, остановился по привычке, вытягивая губы в сторону корыта с питьевой водой.
Приехали, — по-хозяйски огласил Кетиль, швыряя поводья подскочившему слуге. — Спешивайтесь и ступайте в покои, я распоряжусь принести все необходимое для умывания. Жилище у нас бесхитростное, ну да его не королям строили…
Обозревая голый внутренний двор, выложенный мелкими камушками, и неприютные крепостные стены, терновая колдунья представила, как завывают ветра в пустых коридорах, и лишь спустя пару мгновений вспомнила, что их в Тьер-на-Вьёр больше нет. За исключением одного.
Безошибочно истолковав ее ищущий взгляд, седой фейлан махнул рукой в сторону дальнего флигеля:
— Или вы желаете сразу навестить своего болящего друга в лазарете?
Принцесса кивнула, изучая низкие — в два этажа — постройки, над которыми высилась, как зоркий страж, квадратная многосаженная башня. Таальвен же, оглушенный вездесущим звоном в ушах, не хотел ничего, кроме как вернуть привычное состояние и рассеять наконец мглистую пелену перед глазами. Но подобного Кетиль не предлагал.
— Раз ни одежда моя, ни звания ни о чем вам не говорят, проясню: я — один из старших в Уделе душеловов. — Он приосанился. — В общей сложности нас пятеро, но двое с прошлого месяца в отъезде. Так что вечером милости прошу за трапезный стол к оставшимся братьям — стулья как раз пустуют.
Шишковатые пальцы, освобожденные от тесноты перчаток, потянулись к гнутым лепесткам наплечников, расшнуровали их.
— По форту можете перемещаться открыто, запертых комнат у нас нет. Но к конюшням лучше не приближаться: некоторые боевые скакуны признают лишь одного хозяина… в башню также попрошу не входить: порог ее переступают только фейлапы… В остальном никаких запретов. За всем, что понадобится для врачевания, обратитесь к знахарю.
Вручив накидку и дорожный доспех помощнику, Кетиль собрался удалиться, но обретший голос Лютинг бросил ему вдогонку:
— Дорого нам обойдется твое радушие?
Старый душелов ухмыльнулся, будто кот, накрывший мышиную норку когтистой лапой. Желваки на его высоких скулах исчезли.
— Кроме беседы и нескольких откровений, над которыми я бьюсь который день подряд, мне от тебя ничего не нужно…
* * *
Хёльмвинд пребывал в беспамятстве, таком глубоком и безвозвратном, что пробудить его сумела бы лишь колдунья, наславшая тяжелый сон. Изольда верила: в конце концов, Вея Эрна так и поступит, получив от ветра все требующиеся сведения. И раз сама она помочь ничем не могла, то покинула тесную клетушку врачевателя, стараясь выбросить из головы образ истыканной чертополоховыми колючками руки в синих кровоподтеках.
«Наверняка Роза Ветров не придумала, как иначе связаться со своим подопечным, — уговаривала себя принцесса, — она делает это от безысходности…»
Но боль, которую совершенно точно испытывал верховный владыка, побуждала ее собственное запястье ныть и дергаться. Что именно стряслось с ветром? Совершенно точно утопленницы Лотарэ вынесли его из болота, как все обстояло потом, было не разгадать.
По пути в келью Таальвен пересказал, чем кончилось дело во дворце Давена Сверра после того, как колдунья его покинула, и, прибавив пару обрывистых замечаний насчет своего знакомства с Кетилем, вновь погрузился в размышления.