– Я нашла девушек, которые продавали твой кулон, – он в виде пули, я права?
– Права, – подтверждает он и начинает что-то спешно и шумно жевать мне под ухо.
– Я связалась с ними, и оказалось, что его продают через сайт с вещами, принадлежащими знаменитостям.
– Так купи, – с набитым ртом велит он.
– Продают с помощью интернет-аукциона, – скромно добавляю я.
– Долбаные фанаты, – ворчит Лестерс. – Перебивай цену и выкупай. За любые деньги. В пределах разумного, – добавляет он. О, значит, все-таки в нем есть капля разумного.
Хорошо. Эй, а еще картошка есть? – спрашивает он в сторону.
– Есть, – слышу я в отдалении веселый голос Хью.
Лестерс вновь принимается чавкать. О, Господи, дай мне сил его не послать. Эй, Санни, помни, что он – твой временный босс. И укрепляй выдержку!
– Аукцион был сегодня, – сообщаю я голосом примерной девочки. – Уже закончился. И...
– Когда тебе его привезут? – перебивает меня Лестерс в нетерпении.
– Никогда, мой господин, – выдыхаю я.
– В смысле?!
– Его перекупили.
– Что?! Какого?!
Лестерс так долго и нудно возмущается в трубку, что у меня медленно начинают увядать уши – как цветы в холод.
– Сколько хоть вышло? – в конце спрашивает он, выдохшись.
– Две тысячи баксов, – вздыхаю я и слышу, как он ухмыляется.
– Я мог бы заплатить тебе столько, если бы ты нашла мой медальон. Сердце начинает тревожно биться.
– Даю тебе три дня, Рыжий Франкенштейн, – объявляет он таким тоном, будто бы это я похитила у него его проклятый медальон! – Найди его и принеси мне.
– Высокомерный мудак, – сообщаю я ему ласково, и он сбрасывает звонок.
У кого-то в моем возрасте появляется первая любовь. А у кого-то – первый враг.
Но долго думать об этом я не могу – организм берет свое, и я проваливаюсь в глубокий сон.
* * *
Бледная Диана улыбается в кулак пересохшими губами, глядя в экран ноутбука, – ей вернули банковские карты и всю технику. Однако поставили условие – если она попытается связаться с прежним друзьями, о шансе, данном отцом, можно будет забыть. И Диана, хоть и ненавидит его, ценит этот нечаянный шанс, до сих пор не веря в то, что ее отец мог так поступить. Ей до отчаяния хочется написать парням или позвонить Николь, по которой Диана ужасно скучает, однако она не может сделать этого – отец наверняка сразу узнает. И шанс растворится дымкой в сияющем свете пропавших надежд.
Диана старается не думать о друзьях и «Стеклянной мяте». И верит, что им будет без нее лучше, а ей – ей придется смириться.
Физически ей не становится легче – ей все так же плохо, слабость атаковала каждую клетку ее тела, голова кружится, горло болит так, что она с трудом глотает воду, однако Диана продолжает улыбаться. Она только что заполучила себе личную вещь Дастина – единственная приятная новость за долгое время.
На интернет-аукцион Диана забрела случайно – ей на почту пришла рассылка из фан-клуба Лестерса, в который она вступила, сама не зная зачем. И на сайт она тоже перешла ради скуки. А потом увидела его кулон, который Дастин постоянно носил на себе. И решила выкупить, чтобы отдать ему – может быть, хотя бы так она привлечет его внимание? Ей постоянно кто-то мешал, то и дело повышая цену на смехотворные суммы, но в конце концов пользователь с ником Жадная Дастиноманка поняла, что ей ничего не светит, и затихла.
Кулон пообещали прислать в течение двух дней курьером.
Почему год назад Дастин Лестерс так привлек ее внимание, Диана и сама толком не понимает. Они познакомились на ежегодном благотворительном балу, который устраивал клуб скучающих жен миллиардеров. Диану туда заставила прийти мать – она была одной из этих самых жен, а бал проводила ее близкая (насколько это возможно) подруга, мать той самой Джоэллы, на чей скучный девичник она не пошла, выбрав татуировку. И Диане нужно было несколько часов провести среди высокомерных, скучных людей, которые пытались перещеголять друг друга в размере пожертвований, стуча каблуками, звеня бокалами с шампанским и нарочито весело смеясь.
Диана всегда сторонилась их, тем самым заслужив репутацию холодной и еще более высокомерной особы, – еще бы, дочь самого Мунлайта! Но делала это не потому, что считала себя лучше их, а потому что чувствовала себя среди них чужой – как ветка на воде, которую рано или поздно поглотит волна.
В тот день на ней было воздушное голубое платье с поясом, которое, по мнению матери, подчеркивало ее деликатность и утонченность, хотя самой Диане платье жутко не нравилось – она ненавидела, когда из нее делали великовозрастную фею или принцессу. А еще на ней была маска, украшенная кристаллами Сваровски. На балу все должны были присутствовать в масках, ибо по идее благотворительность должна была быть тайной, но все как на духу знали, кто и сколько пожертвовал в этом году на помощь больным детям в Африке. Это был своего рода показатель благосостояния. Не можешь выделить крупную сумму? Значит, тебе нечего делать в близком окружении людей, допущенных к Мунлайтам и еще парочке влиятельных богатых семей.
С бокалом белого вина в руках Диана, которой все надоело (в особенности те, кто усердно набивался ей в друзья, сладко льстя), ушла на балкон. А затем попала в небольшую галерею, в которой выставили картины для благотворительного аукциона – он должен был начаться через час. Она ходила вдоль стен и безразлично смотрела на работы современных мастеров, но ее ничего не цепляло. Как и в людях.
Единственное, что ей пришлось по вкусу, – картина греческого художника с труднопроизносимой фамилией. Холст был квадратным и совсем небольшим, но при этом казался окошком в небо, вырубленным в серо-зеленой стене.
«Дом на самом краю неба» – называлась картина.
И небо было завораживающим, волшебным: вздымающийся к невидимому солнцу взбитый пломбир на фоне звенящего фиалкового хрусталя – тронь и рассыплется, а осколки упадут вниз, поранив людям глаза.
Такое небо бывает только на самом краю мира.
Диана залюбовалась картиной и твердо решила, что она станет ее. И может быть даже, украсит стены ее комнаты, несмотря на то, что не подходит к интерьеру.
В какой-то момент Диана отошла за колонну – решила убедиться, что больше картин греческого художника на аукционе не будет, иначе она бы купила. И в это время в галерею зашли двое мужчин. Они разговаривали, не замечая ее.
– Удачно, никого нет. Выбирай, за что хочешь бороться на аукционе, Дастин, – сказал густой мужской бас.
– Ты уверен, что мне надо покупать это? – спросил мужской голос, который можно было назвать бархатным.
– Уверен. Ты должен показать, что достоин, друг мой, – в басе слышалось покровительство.