Катя посмотрелась в темную витрину и поспешила пройти мимо.
Раньше она никогда не придавала значение такому простому ежедневному ритуалу,
не подсчитывала, сколько раз за день смотрится в зеркало. Зато теперь, слоняясь
по огромному дому без дела, вдруг осознала, как грустно, по великой привычке
кидать взгляд на зеркальную поверхность и не видеть в ней себя.
Воздух был начинен дразнящим ароматом железа. Девушка чуяла
кровь, и запах ее казался самым аппетитным, что ей доводилось когда-либо
вдыхать. Горло наполнялось слюной.
Пока существовала человеком, Катя любила проходить по улице,
где располагалась пекарня. Разве могла она тогда подумать, что когда-нибудь
запах горячей крови станет для нее стократ приятнее аромата свежей выпечки?
Возле ступенек в метро, кутаясь в пуховый платок, стояла
старуха, на которую подобно спасательному жилету был одет пластиковый рекламный
щит. «Остекление лоджий с 50% скидкой!» гласила на нем красная надпись.
Катя сунула руки в карманы и остановилась неподалеку,
разглядывая старуху. Та медленно поворачивалась из стороны в сторону, пытаясь
согреться в своей черной проеденной молью шубе и показать спешащим прохожим щит.
Выцветшие глаза покраснели и слезились, лицо было морщинистым, совсем
осунувшимся.
«Зачем ей такая жизнь?» — Девушка задумчиво улыбнулась и
принялась ждать.
Вскоре людей стало меньше, яркие витрины на другой стороне
улицы одна за другой погасали. В окнах домов зажигался свет. Автобусов,
маршруток и машин поубавилось, из воздуха постепенно исчезала, словно утекала,
гарь, насыщенный аромат железа ослабел.
Наконец к старухе подошли двое мужчин, чтобы забрать щит. И
та медленно, держась за поручень, побрела в подземный переход.
Катя двинулась следом за ней под раздававшиеся в голове
звуки «Дикой охоты» Франца Листа, сбивающие своим беспорядочным и грубым
дребезжанием с мысли.
Старуха вышла из перехода и углубилась в темные дворы.
— Одинокая, никому ненужная, — бормотала себе под нос
девушка, — никто не заботится, никто не ждет, никто не заметит, если вдруг...
От одного подъезда, залитого желтым светом фонаря,
отделилась небольшая тень и, громко лая, бросилась к старухе. Черно-белая
дворняга с коричневым ремешком на шее уткнулась ей мордой в колени и завиляла
хвостом.
— Ну здравствуй, дружок. — Старуха принялась гладить морду
собаки большими рукавицами. — Нагулялся, набегался? — Она вынула из кармана
кожаный потертый поводок и пристегнула собаку за ошейник. И они вместе
потихоньку пошли к дверям подъезда.
Катя стояла, не в силах шелохнуться и отвести от них
взгляда. Минутой ранее она была абсолютно уверена, что способна убить ненужного
человека. Старуха казалась именно такой: ненужной, одинокой и несчастной. Но
стоило только увидеть существо, которое так неподдельно радовалось,
почувствовать чью-то силу любви, как она думала, к ненужному человеку, и
ледяная уверенность тут же растаяла. Совсем не вовремя в памяти всплыл образ
собственной бабушки и ее уродливой собаки.
«Ничего не выйдет», — поняла девушка и, представив, каким
насмешливым взглядом ее наградит Лайонел по возвращении, раздраженно стиснула
зубы. И тут услышала полный самодовольства голос:
— А я, Маришь, говорю этой козе, чтоб пошла она и сама
полила свой кактус! Я кто ей, ну вот кто? Прислуга?
Катя обернулась и увидела стройную светловолосую девушку,
степенно вышагивающую по дороге, держа возле уха сотовый телефон.
«А может, не все и потеряно? — обрадовалась Катя. — Старуху
с ее собакой просто по-человечески жалко, потому что сами они — жалкие. А эта
расфуфыренная девица не вызывает ни малейшей симпатии».
Из трубки послышалось:
— Давно пора, Лерочка, дать ей отпор! А то так всю жизнь
будет ездить!
— Да, ты права. Мне так надоело!
Катя бесшумно последовала за девушкой, с наслаждением
втягивая в себя аромат молодой крови. Для себя она уже поняла, что кровь
каждого человека пахнет по-разному. У кого-то как будто слаще, у кого-то горче,
солонее, кислее. Она точно букет из самых разнообразных цветов, благоухала,
сводя с ума и приманивая. Вампиру было достаточно литра крови на целую неделю,
но мало кто потреблял этот минимум — всем хотелось больше. И отказать себе
могли лишь единицы. Собственно, и смысл видели в том немногие.
Светловолосая жертва между тем продолжила:
— А еще я отказалась дать ей свои ножницы. Сказала, что мне
они в данный момент нужны. Видела бы ты ее лицо!
А в это время из трубки доносилось:
— Лера, ты все правильно сказала, не позволяй этой выскочке
измываться! Она без году неделя твоя начальница, а ведет себя как будто вы
никогда не работали вместе, как будто не дружили! Какая же стерва!
При слове «начальница» Катя вздрогнула. Музыка резко
сменилась, заиграл «Сентиментальный вальс» Чайковского и мысли об оттенках
запахов крови разбежались как мелкие испуганные зверьки. Перед взором
промелькнули картинки из собственного человеческого прошлого: разноцветный
торговый центр; девушка в сером пальто, раздающая на холоде листовки;
начальница с красным после криков лицом; белеющая от снега тропинка между берез
родного парка. Все такое далекое, но по-прежнему заставляющее чувствовать столь
сильно, столь отчаянно, будто происходило только вчера.
Светловолосая еще с пару минут поболтала, затем попрощалась
и убрала телефон в сумочку.
Катя подкралась поближе, раздумывая, как лучше следует
напасть. На какой-то миг представив, как сейчас повалит на землю эту
расфуфыренную красотку, девушка чуть не рассмеялась.
А когда уже приготовилась к прыжку, незнакомка задрала
голову и неожиданно тихонько запела:
— A-а облока-а-а, белогри-ивые лоша-адки-и, не смотрите вы,
пожа-а-алуйста, с-вы-ысока-а, а обла-а-а...
Катя растерянно посмотрела на черное небо, на котором и в
помине не было никаких облаков и все-таки засмеялась.
Светловолосая обернулась, они встретились взглядами. Девушка
смущенно пожала плечами, мол, с кем не бывает и, улыбнувшись, зашагала прочь.
Катя с тихим вздохом проводила ее взглядом. В том внезапном
порыве незнакомой девчонки запеть, она увидела саму жизнь, почувствовала
маленькую человеческую радость так, словно она была ее собственной.
Светловолосая неожиданно перестала казаться противной и расфуфыренной, а
показалась обычной девчонкой, которая по-глупому счастлива оттого, что не стала
поливать кактус и не дала ножницы своей козе-начальнице.
Человеку было нужно так мало для радости.
Заиграло что-то из Шопена, мелодичное и не сильно
отвлекающее. Девушка развернулась и пошла назад к подземному переходу. Сейчас
ей хотелось бы увидеть выражение лица Лайонела. Что он бы подумал, увидев эту
девушку с ее глупейшими проблемами и маленькой радостью от победы? Какие эмоции
мог бы вызвать у старого вампира вот такой крохотный пазл из огромной картины
под названием Чувства Человека? И способны ли вообще вампиры замечать такое?