Не мой мир  - читать онлайн книгу. Автор: Альбина Нури cтр.№ 48

Худосочная девчонка с глазами-плошками и вычурным именем Иветта – тебе ведь не было до меня дела. Ты даже не помнишь, что мы с тобой давно знакомы…»

Алекс отвел глаза от строчек, озадаченно нахмурился. Действительно, почему Вета пишет ему? И что значит «давно знакомы»? Он был уверен, что впервые увидел Вету в конце августа, на собрании для первокурсников.

«Мы жили в соседних домах, пока вы с родителями не переехали в другой район. Один и тот же детский сад, но разные группы. И школа одна, но разные классы. И возраст один, только все другое – друзья, увлечения, игры.

Когда мы учились в первом классе, хулиган-третьеклашка обозвал меня пучеглазой лягушкой и закинул мой рюкзак на крышу гаража. Ты налетел на него, как коршун, хотя он был выше чуть не на голову. Заступился за меня и рюкзак мне вернул. А еще сказал, что никакая я не лягушка.

Наверное, в тот момент я и влюбилась в тебя. Вышло так, что на всю жизнь. Маленькая девочка, совсем ребенок, какие могут быть чувства? Но были чувства, были. И есть.

Ты не помнишь, не знаешь, не подозреваешь. Ты всегда был моей тайной – недостижимый, далекий, как кинозвезда. А после того, как ты исчез в Пространственной Зоне, мои шансы дотянуться до тебя, и без того-то призрачные, стали совсем крошечными. Но я все же пробую, Алекс.

Знаю, все это тебя не слишком-то занимает. Если произошло чудо, и ты читаешь мое письмо, то хочешь узнать о близких людях.

Наверное, не я должна сообщать об этом, не от меня ты должен такое узнавать… Мои слова причинят тебе боль, и мне самой от этого больно.

Твои родители были безутешны. Время шло, но они так и не смогли смириться с тем, что никогда не увидят тебя. Отец, как мог, поддерживал твою маму, старался держаться сам. Знаешь, как это бывает. Женщины выплакивают, проговаривают свое горе, но у мужчин это не получается. Оно точит и гложет их изнутри, пока не убьет.

Через полтора года после твоего исчезновения у Вадима Викторовича был инфаркт. Это случилось на работе, в офисе, он умер сразу, ничего нельзя было сделать…»

Алекс закрыл глаза, чтобы не видеть жутких, ранящих строк. Отца больше нет. Полтора года он ждал сына – так и не дождался.

Нет, Алекс не мог поверить. Папа жив! Он должен быть жив!

– Ты врешь! – выкрикнул он, комкая письмо. – Врешь!

Задыхаясь от горя, Алекс стиснул ладони в кулаки. Так и сидел, сгорбившись, сжавшись в комок. Потом преодолел себя, стал читать дальше – теперь уже с ужасом, потому что понял, что Вета скажет ему еще много страшных, непоправимых слов.

«Так вышло, что я очень сблизилась с твоими родителями. Набралась смелости, пришла к ним сразу же, на второй день, как стало известно, что ты пропал, и с той поры они стали мне родными. Знаешь, как бывает: общая любовь, общая беда…

На похоронах Вадима Викторовича твоя мама сказала, что знает, как помочь тебе вернуться.

«Если ты решишь, что это безумие, я пойму. Только не отговаривай, я все решила».

В самом начале, сразу после твоего исчезновения, мы с твоими родителями побывали у Теаны Ковачевич. Елена Николаевна надеялась, что та знает, как поступить, подскажет какой-то способ вернуть тебя.

Теана – очень хорошая женщина, Алекс. Она постоянно чувствовала свою вину за то, что вместе с коллегами открыла всем доступ в Пространственную Зону, которую считала злом, и жить ей с этим чувством было непросто.

Профессор предположила, что ты смог бы вернуться, будь у тебя проектор и проекция. Но как передать их тебе в Зону? Это ведь невозможно.

И вот, спустя полтора года, уже после смерти твоего отца, Елена Николаевна решила попробовать, а я взялась помочь.

Ты уже, наверное, и сам догадался, что мы делаем: заказываем Комнаты. Несколько раз в год, на протяжении уже долгого времени. Елена Николаевна тратит на это все, что зарабатывает, все свои сбережения.

Нас хорошо знают в «Лучших путешествиях», у них есть готовый шаблон под наш заказ. Проекция, которую мы заказываем, в точности воспроизводит твою комнату, Алекс, ту, откуда ты ушел 31 декабря 2040 года, чтобы отметить праздник.

Каждый раз мы отправляемся туда и оставляем в пиратской шкатулке проекцию для тебя. На ней – место, куда ты мог бы выйти. Мы долго выбирали его, и в итоге остановились на Научной университетской библиотеке. Не читальный зал, а Фонд, где хранятся бумажные книги. Тебе ведь они всегда нравились.

Кроме проекции, мы кладем в сундучок письма. Такие же, как то, которое ты держишь в руках. Одни написаны мной, другие писала Елена Николаевна. Как видишь, я пишу от руки – это мой способ говорить с тобой. Пусть это всего лишь монолог.

Я потеряла счет тому, сколько раз мы с твоей матерью заказывали проекции. Десятки таких комнат – хоть на одну ты все же должен натолкнуться в своих блужданиях. Хоть когда-нибудь.

Да, все это утопия. Думаешь, мы не понимали? Понимали. Даже не так. Это не утопия, а нечто вроде религиозного обряда. Ритуал, в действенность которого давно не веришь, но который совершаешь, потому что не можешь перестать.

Увы, дорогой мой! Наша с Еленой Николаевной идея была призвана, скорее, не вернуть тебя, а не дать твоей матери сойти с ума от тоски и одиночества. Облегчить ее горе. Она (и я вслед за ней) должна была делать хотя бы что-то, направленное на твое возвращение, и от сознания того, что мы не сидим сложа руки, что пытаемся, нам было легче. Это позволило Елене Николаевне выжить, понимаешь?

Если чудо свершилось, и ты читаешь это письмо или одно из десятков писем, что разбросаны по Пространственной Зоне в похожих друг на друга комнатах-клонах, то, наверное, думаешь, что в конце я скажу тебе, где взять проектор, чтобы вставить в него проекцию, которая лежит в конверте.

Но я не могу сказать тебе этого, Алекс, прости! Купить проектор – хотя бы один-единственный, и оставить в одной из проекций, надеясь на невероятное везение, было не по карману ни твоей маме, ни мне.

Знаю, я убила твою надежду.

Сейчас, когда я пишу тебе очередное письмо, за окном октябрь. Завтра у меня день рождения. Мне исполнится сорок восемь лет. В двадцать семь я вышла замуж и вскоре развелась. Знала, что ничего из этого брака не выйдет, так и случилось. У меня есть сын, его зовут Александр, ему девятнадцать. Видишь, как все вышло.

Я смотрю на сына, и мне кажется, что он чем-то напоминает тебя. Это, конечно, только иллюзия; никто, кроме меня, не разглядел бы сходства, но, быть может, моя любовь к тебе попрала законы генетики?

В последние три года я одна делаю то, что мы когда-то начали с Еленой Николаевной. Одна, Алекс. Твоей мамы уже нет, она умерла во сне и похоронена рядом с твоим отцом. Думаю, они обрели покой.