Человек безумный. На грани сознания  - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Тен cтр.№ 9

Первобытное сознание Марр понимал как отсталое, закосневшее под влиянием религиозных представлений – и только. Здесь явно умышленная подтасовка, потому что вульгарному марксисту Марру надо было подчеркнуть именно религиозный характер первобытной психики, как главный объект атеистических нападок. Концепция анимизма, как первой формы религиозного мышления, его устраивала, поэтому текст Леви-Брюля был извращен до обратного смысла, равно как и афоризм Ленина.

Качественной разницы между пралогической ментальностью, которую даже трудно назвать мышлением, и логическим мышлением в русском переводе книги нет, переход выглядит как простой отказ от глупой, слепой веры, а ведь это догмат эволюционной степуляции, с которой Леви-Брюль боролся. В русских переводах он выглядит как типичный анимист, никакой разницы со взглядами Тэйлора. Именно поэтому мне и пришлось обратиться к оригиналу. В ходе чтения восприятие разрывал когнитивный диссонанс: на словах у Леви-Брюля идет критика анимизма, а содержательно через бесконечные «сопричастности» идут подтверждения анимизма. Но при этом примеры никак не вписываются в «сопричастности». Совет всем: читая Леви-Брюля по-русски, всюду выбрасывайте выражение «сопричастность». Это пошлая, глупая, подлая ложь, нанесшая огромный урон великой книге. Заменяйте словом «партиципация».

Приведу только один пример, где ясно видна абсурдность замены «партиципации» на «сопричастность».

«Для подобного мышления личности, составляющие тотемическую группу, сама группа, тотемическое животное, растение или предмет – все это одно и то же. «Одно и то же» следует разуметь здесь в смысле не закона тождества, а закона сопричастности» (Леви-Брюль, 1999а. С. 193). В словах «не закон тождества, а закон сопричастности» смысла нет, это просто тавтология, не совсем однозначная, но от этого еще более пошлая. Замените последнее предложение на «не закон тождества, а закон партиципации» – и все встанет на свои места. Партиципация противопоставляется тождеству, как оно фигурирует в логическом мышлении. «Одно и то же» в восприятии первобытных людей образуется благодаря расщепленности сознания, которое все лепит в «одно и то же», не видя объективной разницы между разными сущностями.

В одном из рассказов К. Маккалоу юноши, шутя, положили какашку из ночного горшка на кусок хлеба и подменили ею бутерброд шизофреника. Он съел, улыбаясь, потому что для него все, что имеет форму бутерброда, – одно и то же. Сравнение грубовато, признаю. Первобытные люди, конечно же, различали экскременты и мясо. Но покойника от живого не отличали, во всяком случае ментально. Не отличали попугая от человека, если попугай – тотем.

Сверхъестественные силы «видятся уму первобытного человека лишь в изолированном и, так сказать, разрозненном виде (какая же это сопричастность? – В.Т.). Они не образуют какие-то группы, в которых одни из этих сил подчинены другим, более высоким, а те в свою очередь зависимы от «высшего существа». Здесь нет никакой системы, никакой иерархии, которая позволила бы группировать или объединять эти представления (где сопричастность? – В.Т.). Подобно тому как первобытные люди не имеют понятия о таком порядке вещей в природе, который можно было бы объяснить, они не испытывают никакой потребности в том, чтобы представить себе какую-то систему сверхъестественных существ, объединить их в некоторое понятное целое (где сопричастность? – В.Т.). Мы сталкиваемся здесь с тем, что выражено в формуле эскимосского шамана: «Мы не имеем верований, мы боимся». Это означает: «Наши представления о невидимых силах не сравнимы с религиозными верованиями белых. Эмоциональная в существе своем природа наших представлений исключает всякое общее понятие об отношениях этих сил между собой, всякую догму об их сущности. Здесь нам не над чем размышлять. Мы умеем только бояться. При каждом знамении, возвещающем беду, нас обуревает страх… Мы думаем только об обрядах и церемониях, от которых ждем спасения в этих случаях. То же самое, т. е. разрозненность представлений о невидимых силах, Ландтман наблюдал на другом конце мира, на Новой Гвинее» (Леви-Брюль, 1999 в. С. 383; и тут никакой сопричастности. – В.Т.).

Разрозненность представлений об объективном мире, о мире духов, об их взаимоотношениях внутри себя и между собой – вот что лежит в основе партиципации, т. е. «расчастленности». Это ментальная расчлененка, а не сопричастность. Это отсутствие органического мышления, когда ни вещный мир, ни мир духов не мыслятся как целостности. Даже между собой они не разделены сущностно: вот мир духов, а вот вещный мир. Каждое явление воспринимается изолированно. Все выступает в расчлененном виде и именно поэтому может быть объединено по какому угодно основанию. Так ребенок, разобрав на куски куклу, приставляет ноги сверху, руки снизу, а голову между ног. Так шизофреник смешивает разные сущности, ментальные и физические, не видя логических связей и разбивок.

Если вы равнодушны к противоречиям, то абстрактного мышления еще нет. Понятий нет. Есть представления, которые ваш мозг бессистемно сваливает в кучу, как это делают шизофреники. Если все мухи и все котлеты вместе, это значит, что ваш мозг не приготовил пищу для ума. Он даже сырые продукты не подготовил для логического синтеза. Поваренок (восприятие) не почистил картошку, не отделил кишки с какашками, перо и мух от мяса, а повар (ум) уже варит. Мышление не зря называется «абстрактным мышлением»: оно начинает с отделения ментального мусора от ментального белка (абстрагирует), а потом уже делает синтез и вырабатывает понятия (готовое блюдо).

Мышление – это всегда мышление в понятиях. Когда мы говорим о мышлении первобытных людей, это всегда когнитивный допуск. Лучше говорить о сознании, о ментальности, о психике, хотя это не всегда удается. Искаженные подходы прошлых лет до сих пор заставляют нас путаться в понятиях.

В качестве руководящей идеи английские антропологи приняли ассоцианизм Спенсера. «Согласно учению ассоциационистов, законы ассоциации занимают в психологии такое же основное место, как закон всемирного тяготения в физике», – пишет Леви-Брюль. (Леви-Брюль, 1999а. С. 21, прим.) На самом деле, доказывает Леви-Брюль, ассоциация – это не единый принцип психологии, это один из принципов, причем не первичный. Первичным принципом является партиципация.

Ассоциации устанавливаются между фактами. Но «для первобытного сознания нет чисто физического факта в том смысле, какой мы придаем этому слову. Текучая вода, дующий ветер, падающий дождь, любое явление природы, звук, цвет никогда не воспринимаются так, как они воспринимаются нами, т. е. как более или менее сложные движения, находящиеся в определенном отношении с другими системами предшествующих и последующих движений. Перемещение материальных масс улавливается, конечно, их органами чувств, как и нашими, знакомые предметы распознаются по предшествующему опыту, короче говоря, весь психофизиологический процесс восприятия происходит у них так же, как и у нас. Однако продукт этого восприятия у первобытного человека немедленно обволакивается определенным сложным состоянием сознания, в котором господствуют коллективные представления. Первобытные люди смотрят теми же глазами, что и мы, но воспринимают они не тем же сознанием, что и мы» (там же. С. 35).