Жизни, которые мы не прожили - читать онлайн книгу. Автор: Анурадха Рой cтр.№ 26

– Ну-ка, разве не вкуснотища, а, Мышкин?

Пудинг, казавшийся огромным, когда его принесли, стал исчезать буквально на глазах. Остался последний маленький кусочек, который все старательно не замечали, пока отец не подхватил его ложкой. Подержав остаток кушанья с секунду над своей тарелкой, он аккуратно выложил его на тарелку матери. Та одарила отца вежливой, натянутой улыбкой. Взяла кусочек своей ложкой. Мы ждали, пока она его съест.

– Это Мышкину, – сказала мать. – Он вспомнил, как звали того художника.

Отец сидел молча, пока я доедал последний кусочек пудинга. Как только со стола убрали, мать ушла в их общую спальню. Сказала, что у нее страшно болит голова.

Летом мы трое спали на крыше, родители и я. Дада говорил, что ночной воздух больше ему не подходит, и держался своей спальни, какой бы удушающей ни была жара. У наших кроватей имелись бамбуковые опоры, к которым крепились москитные сетки, и как только я попадал внутрь, тотчас оказывался в своей собственной комнате под открытым небом, но знал, что родители совсем близко. В ту ночь отец отправил меня наверх одного, сказав, что скоро тоже поднимется. Я лежал в темноте, накрыв голову, чтобы меня не заметили привидения в деревьях. На соседней крыше дядя пел медленный, причудливый тхумри ^[49]. Он обыкновенно сидел на крыше и пил до поздней ночи; голос его время от времени умолкал – Бриджен Чача делал глоток – и звучал снова. Безумный петух, который взял за привычку кукарекать только по ночам, пытался его перебить, но Бриджен продолжал свою таинственную мелодичную песню, словно в забытьи. Я уже начал погружаться в сон, когда заслышал на лестнице шаги. Сбросив простыню с головы, закричал:

– Где ты был? Я испугался.

– Ну чего тут пугаться? – устало спросил отец. – Ты спишь здесь каждую ночь, хоть раз что-нибудь случилось?

В руке у него кувшин. Он поднял меня с кровати и побрызгал водой на матрас, чтобы спать было прохладней. Другую кровать, ту, которую делил с матерью, он обрызгивать не стал. Вместо того чтобы забраться к себе в постель, отец приподнял москитную сетку над моей:

– Для меня место найдется?

Мы лежали на прохладной влажной простыне под москитной сеткой и сквозь ее сито смотрели в ночное небо. Отец обмахивал нас пальмовым листом, но рука его уставала, и взмахи становились редкими. Бриджен затянул следующую завораживающую песню своим теперь уже немного сонным голосом.

– Расскажи мне о том, как я родился.

– Ты уже столько раз слышал эту историю, Мышкин, веди себя тихо и послушай Бриджена. Он сегодня хорошо поет.

– Не буду. Ну расскажи.

– Одним летним утром твой дада был в саду, когда какой-то совсем древний старик в блеклой синей курте открыл наши ворота и зашел внутрь. Насколько древний? Ну, может, столетний. Зубов у него не было. Голова сморщилась, как засохший лимон. Плечи сгорбились. Дада решил, что старик устал, и спросил у него: «Не хотите ли вы стакан воды? Немного шарбата?» ^[50] Старик сказал, что ему надо попасть на поезд до Канпура, он едет туда повидаться с дочерью, но денег у него нет. Кто-то выкрал их из его сумки, и что ему теперь делать? У него в Мунтазире никого нет: ни дома, ни родственников, ни друзей. Дада поднялся и прошел внутрь, вынес свой бумажник и дал старику достаточно денег на поезд, и даже больше, чтобы ему было что поесть в дороге и на что разыскать дочь.

– Дада поверил незнакомому человеку по глупости или по доброте?

– Ты мне скажи, Мышкин.

– Дада проявил доброту. Мудрее быть глупым и добрым, чем умным и равнодушным. Старик сказал ему: «Ты был добр к незнакомцу, теперь я буду добр к тебе. На самом деле я волшебник, и я дарю тебе два желания».

– И какое желание загадал твой дедушка?

– Ты мне скажи.

– Первым дедушкиным желанием было иметь точно такого внука, как ты. Вот ты и родился. Вторым его желанием было, чтобы все мы: дада, ты, твоя мать и я – жили бы долго и счастливо с кучей собак, еды и цветов в саду. А еще он загадал третье желание, о котором я никогда тебе не рассказывал. Чтобы его внук каждый вечер отправлялся спать пораньше.

На следующий день пришла Берил де Зёте и принесла полный мешок своих платьев. Она протянула его моей матери со словами:

– Будь ангелом, распорядись, чтобы постирали. Стирка у мисс Макнелли… самое мягкое, что можно сказать, – одежда у нее в лохани взывает к мылу, но мыло редко откликается на этот зов.

Берил де Зёте часто обращалась к матери с подобными просьбами в те недели, что провела здесь. Она очень нуждалась в музыке, чернилах, портнихах, советах, куда отправиться за покупками, блокнотах, выстиранном белье, кипяченой воде для питья, средстве от насекомых, книгах для чтения. Это приводило моего отца в бешенство.

Устало улыбнувшись, мать забрала у нее мешок с грязным бельем. Берил де Зёте прищурилась:

– У тебя, случаем, не эти дни, а? Ты какая-то квелая, прямо как сова днем. – Мать отвернулась, но Берил от нее не отставала: – И какой мне прок ходить на эти танцы с одним Вальтером? Ни один из нас ничего не понимает. Ну и что прикажешь мне делать? Ученица из меня никудышная. Все, о чем говорю, я увидела своими собственными глазами и прочувствовала сердцем. С твоей помощью я и вижу, и чувствую. Может, присоединишься к нам?

Голова матери совсем поникла:

– У меня… вообще-то, по дому забот много. И чувствую я себя неважно в последнее время.

Почему она все так напутала? Я не понимал, как можно было забыть все то, что ей говорил отец чуть не вчера вечером, и вмешался:

– Отец сказал, что она не должна уходить из дома и бегать по городу с иностранцами.

– Ш-ш-ш, Мышкин! Тише!

– Отец говорит, вы можете приходить к нам, когда мы все дома… – Тут я ощутил легкое постукивание по голове и разом умолк.

– Сколько раз я тебе говорила не встревать, когда взрослые беседуют?

– На Бали, если твой дух что-то сломило, обязательно случится что-нибудь, что его оживит. Здесь то же самое. Так и будет, – сказала Берил де Зёте, пропустив мимо ушей наш с матерью диалог. – Каким бы непреодолимым сегодня ни казалось препятствие – завтра мы через него проскользнем, пролетим в кружениях и пируэтах. – Она сняла с шеи пурпурный шарф и накинула его на плечи матери. – Ну вот, он тебе куда больше к лицу, чем твой уныло-коричневый, правда? Подчеркивает золотинку этих прелестных щечек. У тебя обворожительные глаза, дитя, пойди и умой их, на губы – немного красной помады и улыбку. Думай о завтрашнем дне, всегда, всегда новом. Это помогает.

Лицо матери вдруг просияло, словно ее осенило.