В тумане тысячелетия - читать онлайн книгу. Автор: Александр Красницкий cтр.№ 47

При всей своей закалённости и некоторой грубости нравов молодые люди севера были далеко не равнодушны к женской красоте. Любовь так же им была доступна, как и дружба. Скандинавы приносили прекрасному полу такие жертвы, каких нельзя бы и ожидать от людей того времени, от людей того воспитания. Для юноши-скандинава похвалы и любовь красавицы становились сильным побуждением к подвигам. Её благосклонность, как награда храбрости, составляет главную тему северных богатырских песен. Ради неё норманны пускались в самые отчаянные предприятия. Среди них считалось особенной славой добыть себе жену каким-нибудь отважным подвигом.

Красоту в те времена составляли высокий рост, могучие широкие плечи, хорошее сложение, соразмерные члены, светлые живые глаза и белый цвет кожи. Вообще на скандинавском севере особенно красивыми считались одни белокурые волосы, да ещё каштановые. При описании красавиц в сагах никогда не забываются длинные шелковистые волосы.

Рагнар Ладброк, один из славнейших героев скандинавских саг, по смерти своей любимой жены Торы решился остаться вдовцом, вверил управление своим королевством сыновьям, а сам, как в дни юности, отдался жизни викинга. Однажды летом он был на море, близ Скангореда, в Норвегии. Люди его отправлены были на берег печь хлеб. Они зазевались и вернулись назад с подгоревшим хлебом. Извиняясь, они объяснили своему конунгу, что повстречали на берегу такую чудную красавицу, что, забыв о деле, загляделись на неё... И конунг простил их, пожелав, однако, узнать имя красавицы. Это была Крака, первая красавица Норвегии, и главной привлекательностью её, как передаёт сага, были «длинные волосы, касавшиеся земли и блестевшие наподобие светлого шёлка».

После Краки замечательной красавицей саги считали исландку Гольгерду. Несмотря на свой высокий рост, она могла всю себя покрывать своими длинными волосами.

Но не одна красота была привлекательна для богатырей сурового севера.

Честные правила и красота женщины имели для северных жителей двойное достоинство, если соединялись со здравым умом, с чувством собственного достоинства и твёрдым духом. Верили, что эти качества переходили от неё к детям, почему особенно уважались знатными женихами.

— Я выбирал для своих сыновей такую мать, которая передала бы им бесстрашное сердце! — говорил один из героев саг Ладброк.

Зато девушка требовала от мужчины воинственности, доказанной храбростью в морских походах. Она любила статный, высокий рост и воинственную осанку; мужественная наружность больше нравилась ей, нежели красивая, отличавшая, по тогдашним понятиям, трусость и слабость, вовсе неприличные мужчине; она отвергала стариков, однако же военную славу жениха предпочитала его юности.

Так, в одной саге норвежская королева Ингеборга, делая выбор между двумя женихами, отдаёт руку пожилому королю Гетрику, но отказывает Олофу, несмотря на его цветущую молодость. Она сравнивает их с двумя деревьями: одно со зрелыми плодами, а другое едва пустило весенние почки. «Дурно, — прибавляет она, — покупать неверную надежду».

Рангвальд, ярл, намереваясь внушить Ингигерде, дочери Олофа Скетконунга, склонность к её жениху, Олофу Дигре, говорил ей особенно про его подвиги и подробно рассказывал, как в одно утро он взял в плен пятерых королей и присвоил их землю и богатства.

В этом же смысле говорит Рагнар Ладброк...

«Друг девушек, — поётся в посвящённой ему саге, — должен быть отважен при звоне оружия».

Домоседы, никуда не выезжавшие из отечества, не удостаивались никакого внимания девиц; подле таких... они едва могли сидеть.

Сами девушки не могли располагать своей рукой.

Отцы считали себя вправе заботиться о счастье дочерей. В то время, когда влияние родовых связей было очень сильно, все дела, имевшие отношение к ним, считались весьма важными для мужчин и не могли отдаваться на волю женщины — тем более юной.

И сыновья слушались отцов, но больше из сыновнего почтения, нежели из подчинённости; отвечая сами за свои поступки, они могли и располагать ими, когда приходили в возраст мужества и переставали жить на отцовском хлебе.

Но дочери находились в безусловной воле отцов.

— Как отец я больше всех имею право располагать невестой! — говорит Тор Карлу Альвису. — Меня не было дома, когда просватали её. Но я один могу обручать её: тебе она не достанется без моей воли на то и никогда не будет твоей женой.

Однако же редко бывало, чтобы отцы, в каких бы то ни было случаях, пользовались отцовской властью во всей строгости. У них было слишком много чувства чести, чтобы тиранствовать над слабым полом. При брачном сватовстве они сначала узнавали расположение дочерей и матерей их и нередко отдавали это на их волю.

И братья поступали большей частью так же относительно своих сестёр, если со смертью отца наследовали его неограниченное право располагать их супружеством. Если же не было и братьев, это право переходило к ближайшему родственнику.

Женщина состояла под полной опекой мужчины: никакой договор её не имел законной силы без совета и утверждения близкого родственника.

Жених прежде всего обязан был обратиться к отцу невесты и передать ему предложение — bon. Оттого и сватовство называлось у скандинавов «bonord», то есть просьба. Кто отправлялся за сватовством, о том говорили, что он состоит в сватовстве. В путь за сватовством он надевал лучшее платье и отправлялся с отцом или ближайшим родственником. Когда предложение сделано и принято благосклонно, начинали договариваться о брачных условиях. Жених объявлял, сколько имения назначает будущей жене; это называлось «Mundr, Kvanarmund» — женский дар. Он объявлял дар, назначаемый отцу её, что называли «ringaef» — дружеский дар. Отец невесты со своей стороны назначал сумму приданого, что было для его дочери вознаграждением за потерю права на отцовское наследство.

Дары состояли в золоте, серебре, рабах, скоте и домашней рухляди.

По норвежским законам самая маленькая сумма даров была назначена в 12 иор, даже для бедных.

Пока женщины не имели законных прав на наследство, эти дары с приданым составляли собственность жены и выдавались ей по кончине мужа. В случае развода она удерживала эту собственность, переходившую по её смерти к ближайшим её родным. Но если она умирала бездетной, то приданое её возвращалось к её ближайшим родичам, или наследникам.

Такой договор о дарах и приданом являлся непременным условием законного брака; он имел сходство с торговой сделкой, потому что оговаривались условия, на каких дочь семейства поступала в собственность мужа.

Договор утверждался в присутствии родных обеих сторон. Потом обручали жениха и невесту, причём молоток Тора, положенный на колени невесте, освящал брак. На невесту надевали покрывало и соединяли им руки.

Девушка, вышедшая замуж без такого обряда, похищенная или захваченная на войне, считалась наложницей, каково бы ни было её происхождение, и дети, прижитые с ней, считались незаконными.

Норманны с такой строгостью соблюдали предписания нравственности, что до брака не дозволяли никакого короткого общения между женихом и невестой. Гордые, неиспорченные люди гнушались преступлений против девственной чести, и всякое нарушение такого рода со стороны жениха считалось тяжкой обидой не только невесте, но и всей её родне.