«Ничего, это поправимо», — решил я и оправил во Фриденталь телеграмму-молнию.
Трудно представить то приятное ощущение, которое я испытал, когда пару часов спустя на аэродроме главной ставки фюрера ко мне с докладом явился командир Не-111.
«Все-таки здорово иметь в своем распоряжении личный самолет», — подумал я.
Мне доставило большое удовольствие, устроившись рядом с командиром самолета, наблюдать за проплывавшим под нами ландшафтом. Однако мысли постоянно крутились вокруг предстоящей операции. Ведь на карту было поставлено очень многое — практически речь шла о спасении всех немецких войск вдоль венгерской границы! В случае выхода Венгрии из войны и потери, таким образом, венгерских частей, стоявших на Карпатах, германские соединения оказались бы в критическом положении. А если мы потеряли бы вдобавок и Будапешт как главный центр снабжения, то это означало бы настоящую катастрофу.
«Будем надеяться, что мы не опоздаем!» — подумал я.
И тут меня словно током ударило.
«Для чего мне подчинили эскадрильи грузовых планеров, а к ним вдобавок парашютный батальон люфтваффе и парашютно-десантный батальон войск СС? Как представляет себе Генеральный штаб воздушно-десантную операцию на Замковой горе?» — такие мысли вихрем пронеслись в моей голове.
Город Будапешт и его центр я знал достаточно хорошо. Единственным подходящим местом для высадки воздушного десанта являлся огромный плац для занятий строевой подготовкой. Но там нас, учитывая враждебное настроение венгров, перестреляли бы еще до того, как мы смогли бы сосредоточиться. По нас открыли бы огонь со всех четырех сторон.
«Значит, максимум, что мы можем сделать, — это высадить несколько специальных групп, — размышлял я. — Но такое возможно только с учетом складывающейся на месте обстановки».
По дороге во Фриденталь в машине я коротко проинформировал офицера оперативного управления моего штаба Гауптмана фон Фелькерзама о своих выводах.
— Что ж, в нашем очередном задании, как всегда, много неожиданных моментов, — откликнулся он. — Но оказать помощь нашим боевым товарищам на фронте — дело благородное. Ничего, справимся.
Далее Фелькерзам доложил, что погрузка на аэродроме Гатов прошла успешно.
— В качестве места сбора нам определили Вену, — продолжил он. — Будем надеяться, что там у вас выпадет пара свободных часов, чтобы навестить жену и ребенка. Вы их совсем не видите.
Но оба мы знали, хотя и предпочитали об этом не говорить, что свободного времени у нас не будет. Наши семьи должны были это понимать. Все же работали и сражались мы и за них тоже.
С собой в самолет мы взяли ящик с новой взрывчаткой, и сидеть на нем было очень удобно. Если, конечно, не думать о том, что сиденье под тобой может взорваться. А такое ввиду постоянных налетов вражеской авиации могло произойти в любой момент. Но и об этом мы тоже предпочитали не говорить. В уме у нас были только мысли о предстоящем задании.
Я предложил на всякий случай сразу же моторизовать все три батальона, хорошо понимая, что это будет нелегким делом. Мы знали, что тогда грузовики ценились уже буквально на вес золота — Восточный фронт, а теперь и Западный проглотили слишком большое число машин, и восполнить их дефицит было не под силу даже самой лучшей промышленности.
Из Асперна мы с Фелькерзамом и Остафелем сразу же отправились в Винер-Нойштадт, оставив Радла в Вене для того, чтобы он наладил контакт с разведывательными службами. Я рассчитывал, что, возможно, ему удастся раздобыть новые сведения.
В Винер-Нойштадте мы прибыли в старую военную академию, традиции которой восходили еще к временам Марии-Терезии
[234]. В коридорах с высокими потолками на нас с портретов взирали все бывшие начальники данного военного учебного заведения. Полковник X., тогда командовавший училищем, о нашем визите был извещен. Когда я коротко ввел его в курс дела, он лично пожелал участвовать в операции и вести батальон. Пришлось разъяснять ему, что при столь высоком его звании это было бы неправильно. Но полковник ничего не хотел слушать, желая принять участие в операции хотя бы в качестве простого бойца.
Затем к нам позвали определенного Генштабом командира батальона в звании майора и командиров рот. Это были бывалые фронтовики, переведенные в училище в качестве преподавателей. Пока я с ними знакомился, во дворе построились все годные для участия в операции фенрихи. Их было около тысячи человек.
Мое сердце переполняла радость, когда я вышел перед строем поприветствовать батальон, перешедший в мое подчинение. Такого числа отборных парней, собранных в одном батальоне, не было, пожалуй, ни в одной воинской части тогдашней Германии. Меня буквально распирало от гордости, что мне выпала честь командовать именно этим подразделением. И эта гордость, возможно, прозвучала в тех коротких словах, с которыми я обратился к фенрихам:
— Все вы наверняка слышали мою фамилию от ваших офицеров, а некоторые помнят о моей Итальянской операции. Однако не ждите, что я поведу вас навстречу приключениям. Предстоит серьезный, возможно, кровопролитный бой, во время которого будут решаться очень ответственные задачи. И мы выполним свой солдатский долг! И если мы будем верить в наше дело, то обязательно добьемся нашей цели, послужив тем самым своей родине и своему народу!
Между тем в район Вены прибыл и парашютный батальон, который вместе со своими офицерами произвел на меня хорошее впечатление. Мне оставалось только держать их в руках, поскольку я знал, что они предпочитают действовать по своему усмотрению. Это же могло попросту привести к срыву всей операции! А вот как ее осуществлять, мне и самому было пока не ясно, поскольку о том, как станут развиваться события в Венгрии, оставалось только гадать.
Парашютно-десантный батальон войск СС прибыл с Восточного фронта. Он оказался довольно потрепанным и поэтому не столь боеспособным, как другие подразделения.
Три дня ушло на решение вопросов, связанных с моторизацией и оснащением моих подразделений. Наконец подошло время самому осмотреться в Будапеште. Документы на имя некоего «доктора Вольфа» были уже изготовлены, и я переоделся в удобный гражданский костюм. Один мой знакомый порекомендовал меня своему приятелю в Будапеште, после чего можно было отправляться в путь.
В Будапеште нас встретил торговец Н. с гостеприимством, присущим, пожалуй, только мадьярам. Он даже выехал из своей квартиры, предоставив ее вместе со слугой и поварихой в полное наше распоряжение. Мне стыдно в этом признаться, но я никогда еще не жил так хорошо, как в те три недели. Наш гостеприимный хозяин сильно обижался, когда мы начинали скромничать при выборе еды. И это на пятом году войны!