Предвестники викингов. Северная Европа в I-VIII веках - читать онлайн книгу. Автор: Александр Хлевов cтр.№ 63

Нарративным подтверждением подобной ритуальной практики служит описываемый Ибн Фадданом процесс принесения в жертву курицы и петуха при погребении купца на Волжском пути (125; 71). Показательно, что здесь подчеркнута конкретная видовая принадлежность птицы. Петухи присутствуют и в мифологической системе Эдды, занимая в ней весьма существенное место — подавая своим пением один из сигналов к грядущей Гибели Богов:

Весьма заметное место занимает в мифологических сюжетах хищная птица. Один, крадущий мед поэзии, и Суттунг, пытающийся его догнать, — оба они принимают облик орлов (64; 105). В орла превращается великан Тьяцци, сперва уносящий с собой Локи, а затем, после его очередного предательства, крадущий из окрестностей Асгарда Идунн (64; 98–99). Сам Локи, исправляя содеянное, облачается в принадлежащее Фрейе соколиное оперенье (64; 98–99).

Накладка со шлема из погребения в Вальсъерде 8

В эсхатологической части мифа вновь присутствует орел — как в эпизодах, связанных с последней битвой богов и хтонических чудовищ:

так и в картинах возрождающегося после Рагнарекк мира:

Причем, отметим, функция его здесь типична для обыденного поведения некоторых пернатых хищников: рыболовство является привычным способом пропитания для орлана-белохвоста, коршуна (охотно ныряющего за снулой рыбой) и скопы, для которой рыба вообще основной вид пищи (117; 18–22, 28–29). В этом контексте чрезвычайно интересна тема, практически не затронутая в историографии, — не слишком многочисленная, но совершенно однозначно выделяемая группа разновременных изображений птицы, когтящей рыбу. Хрестоматийный вариант сюжета с крупным хищным представителем пернатых, держащим в когтях относительно небольшую птицу, практически без сомнений идентифицируемую как утка, представлен на клапане кошелька из Саттон-Ху. Фонд же упомянутых изображений достаточно многочислен. Среди них стоит выделить прежде всего сюжет на поверхности знаменитого рога из Галлехус (Дания), несущем на себе, в частности, одну из самых ранних рунических надписей. Изображенная здесь птица с поднятыми крыльями держит в когтях достаточно крупную (сопоставимую по размерам с самой птицей) рыбу. Рог этот традиционно датируется временем около середины III в. н. э.

Накладка из погребения в Вальсъерде 7

Кроме него необходимо отметить парные (как чаще всего и бывало), бронзовые накладки, происходящие из Маршлепо (деп. Сомма, ок. 520 г.) и хранящиеся в Берлине. Присутствующая здесь хищна» птица опять же сопоставима в размерах со своей добычей — рыбой. Стоит отметить, что стиль исполнения практически тождествен господствующему стилю аналогичного свойства вендельских украшений из Скандинавии и Британии.

Наконец, в числе упомянутых неизменно должны оказаться элементы шлемов, содержащие совершенно тождественные с сюжетной точки зрения изображения. Относимые по преимуществу к VI–VII вв., эти шлемы, типологически практически неотличимые, распространены чрезвычайно широко — от Норвегии до Северной Африки и от Британских островов до Византии. Примечательно, что несколько раз повторяющийся сюжет с птицей, когтящей рыбу, встречается на различных участках этого пространства. В качестве наиболее примечательных примеров приведем шлемы из Крефельд Гелип (Германия) и Монтепагано (Италия).

Один, скачущий на Слейпнира (рисунок королевы Дании Маргреты II)

Истолкование этого сюжета может быть, естественно, вариативно. Особый оттенок придает тот факт, что во многих случаях, например, на шлеме из Монтепагано или роге из Галлехус, интересующая нас сцена вплетена в контекст, соседствуя с изображениями других птиц, животных, растений и человека. Вполне возможно, что это некий жанровый сюжет, изображение конкретного события из жизни владельца оружия или рога либо иллюстрация неизвестного нам мифологического сюжета.

Однако устойчивая повторяемость этого сочетания живых существ, высокая степень опознаваемости сцены в ряду прочих заставляют отнестись к ее истолкованию с определенной долей обоснованной предвзятости. Видовая принадлежность птицы, как и в случае с другими изображениями вендельского времени, может быть оспорена. Особенности анатомического строения, усматриваемые в этом и других типах изображений птиц в северном искусстве, особенности, связанные прежде всего с достаточно массивным загнутым клювом, заставляют идентифицировать данную птицу как достаточно крупного представителя хищных сухопутных птиц (по классификации орнитологов) — орел, коршун и т. д.

Однако более весомым основанием для подобного утверждения служит вышеприведенный фрагмент эддического стиха, посвященный миру, который возникает на новой, возродившейся земле после Гибели Богов.

Разумеется, сопровождающие этот сюжет сцены охоты и фигура человека с явно христианским крестом в руках (шлем из Монтепагано) или недоступные адекватному истолкованию сцены с людьми, животными и растениями (как на роге из Gallehus) могут быть поводом к совершенно другим выводам. Однако ни христианские мотивы, ни тем более практически универсальные охотничьи сюжеты не исключают параллельного бытования языческих сцен и символики — история раннего Средневековья пестрит подобными примерами.

Без сомнения, утверждение о том, что вышеупомянутые артефакты априорно должны быть расценены нами как своего рода иллюстрации к эддическому мифу, достаточно категорично. Однако сбрасывать со счетов такую версию было бы столь же безосновательно. Тем более что в нашем распоряжении нет пока более убедительного примера истолкования данного изобразительного сюжета. Появление же эсхатологического по сути своей сюжета на такой категории объектов, как шлемы, сопровождавшие своих хозяев в критические, пограничные моменты их жизни — в бою, выглядит вполне оправданным.