Матильде захотелось поставить хлыщу подножку, чтобы тот расшиб о паркет свой задранный нос. Легран же холодно улыбнулся:
– Не имею чести быть с вами знакомым, мсье. – В его тоне не было снисходительности или презрения, лишь равнодушие.
Хлыщ зло сверкнул глазами:
– Плохая же у вас память для стряпчего.
– А у вас плохие манеры для дворянина, – не выдержала Тиль. – Шевалье де Товиль, проводите меня к тому прелестному фонтану. Неужели в нем шампельенское?
Неудачливый ухажер отступил, явно затаив злобу – но Тиль было все равно. Что ей какой-то мелкий хлыщ, когда тут неподалеку бродит шевалье Маньяк? Чиха не стоит.
Впрочем, с остальными претендентами на ее приданое она была несколько любезнее, позволяла им представиться, а потом тупо хлопала глазами, лепетала о трауре и промокала несуществующие слезы кружевным черным платочком – изящно отставив мизинчик.
– Вряд ли это их отпугнет, сердце мое, – шепнул ей Легран, когда им удалось отбрехаться от очередного «восторженного поклонника ее неземной красоты».
– Ну так пусти слух, что я уже промотала всю вдовью долю, и теперь бедна как церковная мышь.
– Не поверят, твое колье слишком дорогое.
Тиль только вздохнула. На прочих дамах украшения висели гроздьями – в ушах, на пальцах, на запястьях и шеях, в прическах и на платьях. Как новогодние елки. Здешняя мода не скоро дозреет до изысканной простоты. Ее единственное колье никак не могло с ними конкурировать. А уж она сама – и подавно. Дамы здесь утягивались в корсеты, щеголяя тонкими талиями и декольте до самых сосков. Она же, прежде чем надеть свое траурное платье, трижды обмотала талию толстым шарфом, и теперь фигурой походила на бочонок. Дополнительное «очарование» ее образу придавали крашеные под грязный песок и уложенные бараньими кудельками волосы. Макияж же, старательно сделанный Козеттой, изуродовал ее окончательно. Деревенский принцип «погуще и пожирнее» в сочетании с ее бледной кожей… короче говоря, она бы сама на такое страховидло второй раз не посмотрела.
На некоторое время их оставили в покое, дав возможность опомниться и прислушаться к разговорам. Дамы и господа увлеченно сплетничали – по большей части о том, кто на ком женился и кто кому изменяет. Некоторое разнообразие в сплетни вносил какой-то шевалье по прозванию Черный Волк, которого все дружно ненавидели.
– Явился, выскочка, – прошипел один из разряженных и напомаженных господ, прожигая взглядом кого-то в глубине зала. – На бал в маске! У него манеры простолюдина! Фе!
Из любопытства Тиль даже привстала – что за Волк в маске?..
О боже, Андре!..
Она чуть не вскрикнула от неожиданности. Что он тут делает? Почему держится так, будто ему принадлежит половина этого дворца? Он не говорил, что вхож во дворец…
Но, присмотревшись, усомнилась. Пресловутый Черный Волк был одет во все черное, как и Андре, был светловолос и так же носил маску, но вот походка была иной. Не легкая и танцующая, а какая-то опасно скользящая, и вообще он всем своим видом вызывал дрожь. К тому же его камзол был пошит из шелкового бархата, ножны шпаги и перевязь переливались драгоценными камнями, а из рукавов торчали манжеты тончайшего драгоценного кружева. Нищий барон Грасси явно не мог себе такого позволить, уж скорее это напоминало гардероб принца инкогнито. И манера держаться… или держать всех вокруг на прицеле.
Матильда вздрогнула, когда Черный Волк глянул на нее. Оценивающе, пронизывающе… и отвернулся.
Темные ангелы, это что – брат шевалье де Маньяка?
– …авантажный шевалье, – томно вздохнула какая-то мадам. – Говорят, он снова в фаворе у его высочества. Ах, у него такой взгляд! Сразу видно, настоящий мужчина.
– Шавка, – презрительно скривился ее толстый собеседник. – Без его высочества Мориса он никто.
– Вам ли говорить, дорогой мой. – Мадам махнула веером на толстяка и резко засмеялась, тряся перьями в пышной прическе.
– А я бы не отказался от такого вассала, – произнес рядом властный тенор.
Мадам с перьями и толстяк поспешно обернулись и поклонились.
– Герцог Конте…
Из-за колонны выступил на свет мужчина лет сорока, с тяжелыми чертами лица и ухоженной эспаньолкой. Одет он был во все темное, словно испанец.
– Сесиль, милая. – Герцог протянул руку мадам, и Тиль показалось, что сейчас та поцелует ему перстень, как какому-нибудь кардиналу.
Но нет, милая Сесиль лишь вложила в его руку свою и очаровательно покраснела, когда герцог поцеловал ей пальцы.
– Говорят, Черного Волка видели в Бальонском парке перед тем, как там нашли графа Жюстьена, – страшным шепотом сообщил толстяк.
– Не верьте слухам, – отмахнулся герцог. – Когда Черный Волк убивает, следов не остается. И будьте осторожны, у волков отличный слух.
– Не только слух, – кокетливо улыбнулась мадам Сесиль. – На прошлой неделе его высочество посетили мой салон, и сэр Вульф его сопровождал. Он так и не снял маску, вы представляете? А я так хотела увидеть его ужасный шрам!
– Так слухи об опале?.. – заинтересовался герцог Конте, пропустив мимо ушей ее кокетство.
– Преувеличены, монсеньор.
– Какая жалость. Я надеялся переманить… – И герцог замолк, обернувшись к дверям.
– Его высочество Морис, герцог Ланжерский! – разнесся по залу усиленный магией голос распорядителя.
Все гости разом обернулись, большинство устремились поближе к дверям, возле которых застыл, положив руку на эфес шпаги, опасный незнакомец в маске.
Тиль лишь на миг увидела его – все заслонила толпа. И успела еще раз поразиться, до чего же похож на ее Андре! Но шрам… близость к принцу… убийства… нет. Просто похож.
– Идем ближе, – позвала она Леграна, поднявшись с диванчика и беря с подноса проходящего мимо лакея бокал лимонада. – Раз уж мы попали на бал, надо хоть увидеть его высочество. Чтобы потом было о чем внукам рассказывать.
Подобраться близко им не удалось, лишь рассмотреть принца сквозь редкие прорехи в толпе. Некрасивый, но очень интересный мужчина. Длинноносый, с резкими чертами и глубоко посаженными глазами, властный и породистый. И ему невыносимо скучны лесть и пустая болтовня, которыми его тут же окружили: его взгляд бродил поверх голов, ни на чем толком не задерживаясь.
Пока не остановился на Матильде.
Она тут же отвела взгляд. Нечего выбиваться из толпы! Никто тут не разглядывает принца, как редкую бабочку. Все или подлизываются к нему, или демонстративно игнорируют. Одна она…
Дура.
Тупую улыбочку, дура! Антрополог, твою дивизию! Аборигенов изучает!
А абориген – он же его высочество Морис – тем временем подозвал распорядителя и что-то спросил, а потом снова глянул на Матильду. На этот раз не поймав ее взгляд, потому что она прикрывалась веером.