По ту сторону жизни - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Лесина cтр.№ 62

И по тому, как помрачнел Вильгельм — хотя куда уж мрачнее то, — поняла: знает. И знание это не доставляет ему удовольствия.

Он опустился на пол.

Скрестил ноги и достал из кармана темные, отполированные до блеска четки.

— Когда-то… нам так говорили, эта земля принадлежала одному богу. И в руках его были свет и тьма, а еще судьбы всех страждущих. Но… по шелковому пути везли не только шелка.

— Я учила историю.

— Вряд ли та, которую ты учила, имеет много общего с реальностью.

— А твоя, значит…

Сердце Диттера бьется ровно, и дыхание его становится глубоким. Боль покидает измученное его тело… спасибо. Я знаю, что это ненадолго. Я… сама назвала срок. И его приняли.

Что ж, на будущее стоит быть аккуратней со словами. Но… пока не закончится это дело. Пока… виновные понесут наказание.

— И она подправлена. Но не так сильно, как то, что пишут в школьных учебниках… нам рассказывали о потерянных полках… люди уходили в джунгли и растворялись в них. О мертвых городах, куда не рисковали соваться местные, но наши глупцы, жадные до золота, организовывали экспедиции… они тащили все, что плохо лежит, нисколько не задумываясь, почему же местные не рискнули… как же, дикари… слушай, он ведь спит, верно?

Широкая ладонь ложится на грудь Диттера, и Вильгельм хмыкает:

— Надо же… и… это просто отсрочка?

Я киваю.

— Надолго?

— Пока дело не закончится…

Нехорошо ругаться на неизвестном языке. Но мы оба понимаем: боги далеко не так щедры, чтобы отзываться на каждую просьбу.

— Возможно… потом… ей тоже не нравится, что происходит.

Он кивает. И продолжает:

— В учебниках пишут про одаренных, которые вдруг начали появляться… но не говорят, что эти одаренные творили. Один… достопочтенный бюргер, купивший в лавке колониальных товаров забавную фигурку, сошел с ума и сжег весь дом. Другая… тихая старушка, которой внуки поднесли веер, вдруг резко помолодела… и заодно отравила своих сыновей, дочерей, внуков и правнуков, и гостей, которые собрались, дабы отметить ее день рождения… старушка смеялась и говорила, что лишь взяла то, что сама некогда отдала. И таких случаев было не один и не два… как понимаешь, радости они не вызывали. Именно тогда и возник орден. Изначально мы лишь пытались предотвратить беду… искали людей, которые вдруг начинали вести себя странно. Вещи…

— Сжигали…

— Не без того. Время было… специфическим. И требовало жестких мер. Уже потом… когда сущности окончательно пробудились…

— Сущности?

Вильгельм поморщился и сказал:

— Наши богословы полагают их лишь отражениями истинного бога, которые воплотились в самостоятельные сущности, ибо слабый человеческий рассудок не способен постичь все величие божественной сути…

Богиня умела смеяться легко.

И смех ее был колючим первым снегом, первой вьюгой, которая поднялась в храме…

— Да, да… — Вильгельм смахнул лед с лица. — Мне это тоже… кажется, несколько… преувеличенным.

Снег горячий. И тает.

— Но я лишь простой дознаватель… куда мне… я вот дела расследую… как бы то ни было, но через сотню-другую лет стали появляться храмы… то есть сами по себе они возникали много раньше. В лесах… при поместьях… в городских катакомбах. Среди людей находились те, кто слышал зов и отвечал на него, кто делился кровью, взамен принимая силу и благословение…

Как мой предок, который рискнул умереть, чтобы вернуться измененным. Интересно, как его встретили на родине? Что-то сомневаюсь, что радостно. Не сожгли, и уже радость.

— Твой предок первым принес присягу короне. И когда… на границе возник очередной конфликт, он весьма наглядно продемонстрировал свою силу. Что? В Империи не так много первых родов… и каждый связан с определенной сутью, а потому приходится учить… да ладно, если бы учить… я даже зачет сдавал по героическим деяниям твоих предков.

Сочувствую.

И даже соболезную. Предки мои отличались редкостным умением вляпываться в эти самые деяния, которые позже становились героическими.

— Сперва инквизиция охотилась… не за всеми, те, кто доказал свою полезность короне, были неприкосновенны, как ты понимаешь.

А мой предок проявил себя хитрым засранцем. И силу получил. И неприкосновенность. И земли, надо полагать, на которых и возвел храм с особняком вкупе.

— Но вот остальные, от кого исходила потенциальная опасность… и скажу, что далеко не все были безобидны… первой признали Исцеляющую… потом Огненнорожденного… и дальше уже было просто. Жрецы приносят клятву на крови, обязуясь не вредить короне и соблюдать закон. И сами следят за своей паствой… А еще платят подушный налог согласно переписи. Небольшой, две марки в год, но с учетом того, что в Империи проживает почти двести миллионов человек, каждый из которых привязан к какому-либо храму…

— Этот метод быстро доказал свою эффективность.

Не сомневаюсь. И налоги в казну идут, и на дрова с маслом тратиться не надо.

— Инквизицию реформировали… в первый раз. Второй случился уже позже, после смуты…

— А смута…

— Возникла не на пустом месте.

Диттер что-то пробормотал и перевернулся на бок, сунул сложенные руки под щеку и колени к груди подтянул. Очаровательнейшая беззащитность…

— То есть полы я буду мыть один? — мрачно уточнил Вильгельм. И поднялся. — Если вкратце, то помимо благих богов пришли и темные… и не со всеми получалось договориться. Секты возникали одна за другой… это было похоже на безумие, на заразу, которая распространялась по воздуху. Люди сходили с ума… причем не по одному, а массово… был город, где жители проснулись однажды с мыслью, что нужно принести жертву новому их властелину. За три дня они вырезали всех женщин… всех, это начиная с младенческого возраста и заканчивая глубокими старухами… был другой, где с приезжих снимали шкуру… были тайные секты и явные… инквизиция захлебывалась, не зная, как справиться. Именно тогда противовесом появился Орден света, объединивший людей разных, но желавших одного: остановить кровавое это безумие.

Вот только вместо одного, они принесли другое.

Пол мы все-таки помыли. Вместе. И окна протерли.

И Вильгельм, освоившись, окончательно перестал изображать засранца. А что на подоконник забрался, втиснувшись в узкий оконный проем, так я в детстве тоже частенько здесь сиживала.

— Ты иди, — сказал он. — Ну, куда хотела… а я с этим побуду.

— Может…

Спал Диттер крепко, и куртку Вильгельмову, наброшенную исключительно потому, что в куртке мыть полы крайне неудобно, не скинул. Только посапывал во сне и улыбался. А еще говорят, что смерть жестока.