– Нет. Просто здесь много… неизвестного.
– Быстро, быстро, шевелим ногами…
Теперь мы почти бежали.
Солнце скрывалось за горизонтом стремительно. Пути все еще хорошо различались в полумраке, но свет таял, как мираж, – скоро вновь тьма.
– Лин, но у нас же… есть фонари…
Запыхалась даже Тами.
Белинда перла вперед, как бульдозер.
– Есть. И один запасной комплект батареек. Если посадим – все. Ни зарядить, ни купить. И ночевать возле леса – дрянная затея. Черт, я думала, это солнце пробудет с нами дольше.
Если бы мы знали заранее, то пропустили бы перерыв на обед. Но мы прерывались на цветокотов, на отдых, на Фэхри… И теперь платили.
– Давайте, нужно пройти максимум, пока все не погасло.
Шуршала под ногами галька, перекатывались камушки.
Сколько могли, мы выдерживали темп марафонистов – едва поспевали за Лин, почти бежали, спотыкались, выдыхались, но все равно бежали.
Тьма накрыла нас в три часа дня по местному времени.
– Приехали, черт!
Фонарь Лин доставать не хотела. Надеялась, что шагать нам легко и свободно до заката. В местных сутках двадцать два часа – еще шести нам вполне бы хватило. А фонарь в ее глазах – вещь здесь дорогая, необходимая, почти бесценная. Я чувствовала в воздухе то, о чем она молчала: «Нам еще идти и идти… Солнце больше не появится; если все батареи сядут и воцарится ночь…»
– Смотрите!
Тами произнесла это тогда, когда я еще не успела напугаться, но оказалась к этому близка. Пейзаж уже почти неразличим – все оттенки превратились в серо-зелено-коричневые. Все бурое, темное. Но виднелась на фоне беззвездного пока еще неба кромка леса. А в чаще зеленый яркий, как сигнал семафора, дрожащий огонек.
– Что это?
– Фэхри.
Лин огрызнулась.
– Откуда ты знаешь? Может, это какая тварь, которая заманивает путников в лес?
– Да нет же…
– Много ты знаешь об этом мире?
– Мало. Но дед Мартан говорил…
– Мы не будем рисковать!
– Дед Мартан говорил, что Фэхри, когда благоволят путникам, святятся зеленым. И тогда за ними можно следовать…
– Куда?
– Не знаю. Если красным, то точно в топь. Нельзя. Но зеленым – указывают верный и короткий путь.
– Тами, нет…
– Мы кормили его шоколадом!
– Да, – зачем-то ввинтилась в разговор я. – Надо попробовать. Выхода-то все равно нет…
Лин смотрела на нас, как Дрейк иногда: «Вы, люди, идиоты… Но иногда на вашу дурость можно положиться. Только иногда!»
Она колебалась почти минуту. Пыталась почувствовать «да или нет», наверное, мысленно вопрошала интуицию. А после с большим сомнением спросила:
– Как он узнает, куда нас вести?
Вместо ответа Тами звонко выкрикнула огоньку:
– Поезд! Мы ищем поезд! Па-ро-воз.
«Может, он здесь не на пару?»
Она и сама подумала так же:
– Локомотив! Состав! – пояснила в направлении чащи.
А затем в тишине мы услышали недовольную и быструю ворчливую речь.
– Это он – старичок. Бежим!
Фонари мы доставали на ходу.
Бег с препятствиями. Летящие в лицо ветки; карканье невидимых птиц, уханье сов. Мы его никак не могли догнать – огонек. Он уводил в сторону от рельсов, и Белинда материлась. Иногда во тьме, когда кто-то из нас запинался, протягивалась ее невидимая теплая рука. Прыгали по мшистой земле лучи от фонарей, разливался в воздухе страх «если мы посадим их напрасно?» И еще другой – если заблудимся? Если вообще не туда, а вокруг до горизонта нет людей?
Но Фэхри, когда мы сбавляли темп, трещал крыльями и ругался. Костерил нас на своем быстром и непонятном языке, наверное, жалел, что принялся тащить за собой двуногих без крыльев.
Когда я, запыхавшаяся и пропотевшая насквозь, спросила на бегу «сколько сейчас времени», Лин бросила – «четыре». Значит, бежим почти пятьдесят минут.
Еще минут пять, и я свалюсь. И тогда все зря… Он не будет ждать, он поругается и улетит. А мы, кажется, все дальше от путей, пересекаем овраг за оврагом, и так тяжело было выбраться из последнего.
– Я не могу…
– Можешь…
Если бы я была толстой и решила похудеть, из Белинды получился бы отличный и безжалостный фитнес-тренер. Ну да, она-то бегает по утрам каждое утро. А Тами, как и я, пыхтела из последних сил.
– Давай Меган, Тами… Вы можете больше, чем думаете.
Но мы даже думать уже не могли.
Он замер спустя еще десять минут. Впервые подлетел ближе, махнул рукой туда, где сквозь деревья проглядывало небо, и произнес:
– Поис.
А после погас и был таков.
– Что?
Лин выглядела ошарашенной.
– Что он сказал?
Я смотрела на Тами, которая, пытаясь отдышаться, согнулась и уперлась руками в колени.
– Он сказал… – она дышала, как жирняк, одолевший десятикилометровку, – «поезд».
И мы вгляделись в расступившуюся чащу.
Туда, где на рельсах черным абрисом из трех вагонов и кабины стоял состав.
* * *
(Jennifer Thomas – Ascension)
Белинда.
Охраняющих поезд оказалось двое – она сняла их тихо: первого выключила ударом в затылок, второго хорошенько приложила и допросила до того, как отправить «поспать». Оба воняли немытыми телами и спиртным.
– Сюда!
Помогла девчонкам забраться по выдвижной скрипучей лестнице в первый грузовой вагон – самое безопасное место. Обеих снабдила ножами.
– Ни на чей голос, кроме моего, не откликаться. Ни при каких обстоятельствах не высовываться, это ясно?
Ей ответили согласием.
Открытый вагон – не самое лучшее укрытие, но другого нет. Она обязана отыскать главаря шайки и пленников. И еду, если повезет.
Убедилась, что Меган и Тами мышами лежат на дне – ни голосов, ни торчащих макушек, – привычно потерла сережку-талисман для легкой победы, потрусила в темный лес.
«Дом через двести метров, – сообщил тот, кого она допросила, – идти вдоль густых кустов…»
Хижина близко к путям. Удобно, умно.
Чаща, темнота; высыпали звезды – света ей хватало, чтобы различить протоптанную дорожку. Почему-то вспомнился монастырь Тин-До, в котором она пробыла так долго. В нем она отвыкла бояться, нервничать и сомневаться, и этому умению радовалась до сих пор.