Исток - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Михайлович Соловьев cтр.№ 164

– Ну, что у вас тут нового? – поспешили мы спросить.

Лев Израилевич махнул рукой.

– Кто знает, что ново и что – нет? – ответил он неопределенно. – Царь Соломон говорил по этому поводу, что…

Но нас терзало нетерпение.

– Как Землянин? Работает? Успешно?

Лев Толстой переложил сумку в другую руку, чтобы удобнее было жестикулировать.

– Так вот, – сказал он. – Если вы войдете в этот переулок, что вы увидите?

– Наверное, дома, машины…

– Нет. Вы увидите забор. Что за ним, вы не увидите, потому что он высокий и без щелей, и вход совсем с другой стороны. Но я вам скажу, что там. Развалины.

– Постойте, постойте. Это что же – там, где был кооператив?

– Ну а я вам что говорю? Он был, да. Но он сгорел. Дотла. На следующий же день после… ну, вы понимаете, о чем я говорю. Потом поставили забор, чтобы было прилично, а сейчас уже расчищают, тут собираются строить что-то большое.

– Отчего же возник пожар?

– Я знаю? Никто не знает, кроме тех, кто знает – но они об этом в газетах не пишут. Сгорел – и все. Его тушили, приехало много пожарных, но они, по-моему, немного опоздали. Хотя на часы я не смотрел, и вообще была ночь…

– А сейчас строит кто: кооператив?

– Кооператив? – переспросил Толстой и пожевал губами. – А кого вы, собственно, имеете в виду? Тот, старый? Так его нет.

– Куда же девался Землянин?

– Откуда я знаю? Я не был так уж близко знаком с ним. Говорят – уехал. Секретность вроде бы у него кончилась… Во всяком случае там, где он жил, теперь совсем другие люди. Они его даже не знали. Квартиру получили через жилотдел.

– Куда же он уехал?

– Одни говорят – в Германию, другие – в Израиль, третьи – в Америку, четвертые – куда-то под Норильск… Какая разница? Уехал. И Бык тоже исчез. Может быть, тоже уехал в другую страну. Или в другой город. Может быть, где-нибудь он все-таки разбогатеет? Дай ему Бог. Он хороший человек. – Тут Лев Толстой как-то опасливо огляделся. – И знаете что? Люди, которых он воскрешал, тоже… Их как-то не видно. Люди болтают всякое. Что он их делал из наших скверных материалов, и все они оказались недолговечными. Хотя я в это не верю: ну а все мы из чего сделаны? Из импорта? Едим импорт? Дышим импортом? И все же живы… Я думаю, что они просто ходят по другим улицам. Мне ведь ходить трудно, я только до гастронома и обратно, а так – сижу дома и ставлю набойки и рубчики… У нас старую обувь теперь уже больше не выбрасывают, как привыкли одно время, а отдают снова в починку. Нет, сапожнику еще можно жить.

– Значит, о кооперативе больше ничего не говорят?

– Вы же знаете, в какие мы живем времена: каждый день что-нибудь новое, а о том, что было вчера, позавчера, завтра уже и не вспомнят. Сейчас о чем говорят? Где давали масло, где – колбасу по два двадцать… Нет, тогда, конечно, говорили… Например, что в одном учреждении, не стану говорить, в каком именно, поставили такие же аппараты, или те же самые… Потому что, видите ли, перед пожаром кооператив же ограбили – разве я не сказал? Годы, склероз. Я думал, что сказал. Да, вывезли все, прямо среди бела дня. Ну да, так вот, эти машины поставили и пробовали-таки воскресить этого… да. И как будто даже не один раз пробовали… Но ничего так и не получилось. Хотя эта девочка, помните, которую Землянин обучал…

– Конечно, помним! Что же она?

– Она, говорят, больше всех там старалась. Такая видная, знаете, стала, вся в погонах, в пуговицах… Но, видно, плохо училась, или не хватает у нее каких-то способностей.

– Вот как. А мы подумали, что она уехала с Земляниным…

– Видите – она с ним не уехала. А вообще – я не знаю, это же все слухи. Мы, старики, иногда сидим на скамеечке и разговариваем, один знает одно, другой другое, но кто поручится, что все это так и было?

– Да, действительно, – согласились мы. – Ну, спасибо, Лев Израилевич. Может быть, нам удастся встретить Тригорьева…

Уже тронувшийся было Толстой остановил свою ногу.

– Вы хотите повидаться с Тригорьевым? Так это вам надо ехать к нему в больницу, знаете – их ведомственная. Хотя к нему, кажется, еще не так и пускают.

– В больницу? Он болен?

– Да, но теперь говорят, что выживет. Собственно, он не столько болен, сколько ранен. Он же был старательный, знаете, а за этим кооперативом особенно присматривал, заботился о нем.

– Мы помним: там его друга восстановили.

– Друга, да. Вот этот друг в него и стрелял. И попал, иначе Тригорьев не лежал бы в госпитале. Дело в том, что, когда приехали грабить, Тригорьев бросился туда и хотел помешать. А этот его друг, бывший милиционер, был среди тех. Тригорьев был один, а тех – много, все крепкие ребята… Хулиганье, знаете.

Мы с ним внимательно посмотрели друг другу в глаза.

– Конечно, – согласились мы. – Хулиганье, кто же еще. И как же, нашли их?

– Ищут, – сказал Лев Толстой. – Все время ищут. Но не находят. Может быть, не там ищут? Хотя – что я знаю?

Он кивнул нам и пошел. Скрип-стук, скрип-стук.

А мы пошли своей дорогой, размышляя о том, что если вдруг где-нибудь там, на Западе, Юге или, может быть, на Дальнем Востоке начнут оживать люди, то наверняка там не обойдется без Землянина. Если даже сейчас он уехал в четвертом направлении, северном. Рукописи, может, не горят, а может, и горят, но мысли – нет. Они сохраняются, как те отпечатки на стенах. Надо только суметь прочитать их.

Перед тем как отдать рукопись для публикации, я еще раз перечитал ее. И подумал: невероятно, но все это было, оказывается, так давно: без малого полжизни тому назад. В одна тысяча девятьсот девяностом году. А у нас на дворе уже девяносто третий.

Да, полжизни прошло. За три года всего. Наверное, сейчас год жизни надо считать, самое малое, за десять. И не только потому, что время на самом деле измеряется не часами или календарем, но количеством уложившихся в это время событий и вызванных ими перемен. Но еще и потому, что сейчас для большинства из нас прожить год, пожалуй, труднее, чем раньше – десяток. И если прежде нас призывали досрочно выполнить очередную пятилетку, то теперь эта досрочность стала какой-то, как ныне принято говорить, обвальной. Изнашиваемся вдесятеро быстрее…

И поэтому, перечитывая свои записи, сделанные по горячим следам событий в самом начале девяностого, я часто не могу не удивиться: неужели все это было на самом деле? Неуверенно возникали кооперативы, исправно работали райкомы партии, пятирублевый шашлык на улице казался неподъемно дорогим, а обладатели иномарок насчитывались единицами. Еще не было путча, еще был Советский Союз во главе лагеря мира и социализма. Много что было, и много чего не было. И вот эти записи уже начали представляться мне лишь набросками по новейшей истории – так все это отошло, так скоропостижно забылось. И я стал спрашивать себя: а стоит ли публиковать их, если сегодня нас волнуют уже другие вещи и другие проблемы?