Византия сражается - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Муркок cтр.№ 121

В танке было жарко и душно. Меня это не беспокоило. Я впервые за два года чувствовал себя в безопасности. Мы очень часто останавливались, изучали карты. Я переводил беседы капитана Уоллиса, австралийского командира, и русского офицера, который ехал в штабной машине. Мое сердце пело. Мы приближались к Одессе! Серб с негодованием смотрел на меня. В его услугах больше не нуждались. Когда видел его в последний раз, через одну из боковых танковых щелей, его лицо выражало боль и отчаяние. Меня попросили настроить двигатель другой машины. Я был, по словам австралийцев, на вес золота.

Все золото скоро исчезло из России. Теперь вы еще можете найти его в кенсингтонских антикварных лавках, поблизости от советского посольства.

Наступил август. Становилось все жарче и жарче. Всякий раз, когда предоставлялась возможность, мы открывали люки и вертелись в орудийной башенке, пытаясь насладиться прохладой. Мое лицо и руки стали совсем коричневыми. Я был счастлив и доволен к тому времени, как мы достигли низких, поросших лесом холмов. «Это очень похоже на Дорсет», – сказал капитан Уоллис. Мы остановились. Уоллис посовещался с Куломсиным.

Тот указал на пыльную дорогу, достаточно широкую, чтобы по ней проехать на танке, если сохранять осторожность. Куломсин поехал впереди на автомобиле.

Листья деревьев мерцали в солнечном свете. Запах земли, недавно пропитанной влагой, а теперь высохшей на солнце, действовал на меня расслабляюще. Я с тех пор обнаружил, что аромат гиацинтов, роз, сирени и лилий может быстро успокоить меня, в отличие от побочных продуктов мака.

До меня как раз дошла очередь, я поднялся в орудийную башенку – и тут мы выехали из леса и двинулись по заросшей лужайке к старому озеру, окруженному разрушенными балюстрадами. В центре водоема находился искусственный остров. Там росли ивы, рядом виднелись жалкие останки домика в японском стиле. На другом берегу, вдалеке, я разглядел большой неоклассический особняк, поврежденный недавним артиллерийским обстрелом. Южная стена наполовину обвалилась – мне показалось, что в доме произошел пожар. Несомненно, крестьяне, большевики, националисты, эсеры, анархисты, бандиты всех мастей побывали в доме и в поместье. Но оно отчасти сохранило свое древнее достоинство. Теперь над особняком развевался флаг Добровольческой армии. Хозяин, несомненно, мертвый или спасшийся бегством, скорее всего, успокоился бы, увидев этот флаг, но утомленные сражением белогвардейцы, разбивавшие лагерь вокруг дома, выглядели отнюдь не умиротворенно.

Танк проехал вдоль берега, и мы оказались в своеобразном загоне, где уже располагалось несколько других танков. К своему величайшему восторгу, я сумел разглядеть у причала на дальнем берегу озера два гидросамолета. На них в спешке нанесли отличительные знаки добровольцев, но изначально машины, очевидно, принадлежали немцам. Один самолет был большим, второй – крошечным, одноместным. Первый – двойной биплан с огромными крыльями от носа до кормы, «Эртц Флюгшунер». Второй – «Ганза-Бранденберг W 20» ^[154], предназначенный для взлета с подводных лодок, но никогда не использовавшийся для этого. Его можно было очень быстро разобрать, сложить и легко собрать снова. Это был идеальный самолет для военных кампаний, в ходе которых вода, конечно, не всегда была доступна. «Ганза-Бранденберг» казался замечательным самолетом. «Эртц», с другой стороны, заслужил дурную репутацию. Его было нелегко поднять даже со спокойной воды. Я не мог отвести взгляд от самолетов, пока двигатель танка не заглушили. Мы начали разгружаться, австралийцы обменивались громкими приветствиями и жаловались на своих русских союзников. Наконец ко мне подошел капитан Уоллис. Он пожелал представить меня русскому командиру, и мы пошли вокруг озера к особняку. Легкий запах гнили показался мне приятным. Отряды добровольцев сделали дом своей штаб-квартирой.

Я пожалел о том идиллическом прошлом, когда дом и имение представляли высшую ступень развития цивилизации на юге России. Однако я был счастлив уже оттого, что видел остатки былой роскоши. Я воображал, как все это должно было выглядеть во времена Тургенева, который чудесно писал о таких местах, где человек мог мысленно перенестись во Францию. В просторном холле было прохладно. Винтовая лестница вела наверх. Как и следовало ожидать, и картины, и все остальное, что представляло хоть малейшую ценность, было украдено. Я увидел несколько складных стульев и разборных столов для офицеров, карты на стене; атмосферу усталости, по-моему, усиливала жара, стоявшая на улице. Большинство солдат оказались русскими в роскошных мундирах царских времен. В штабе также были французские, греческие и британские офицеры. Я выяснил, что мы находились менее чем в двадцати верстах от Одессы и совсем близко от побережья. Я так и чувствовал дивный аромат цветов и соленой воды. Я вошел в большую комнату и увидел одного из русских, показавшегося мне знакомым.

Он был среднего роста, с моноклем и маленькими усиками, в темной кожаной куртке, которая распахнулась; под ней виднелась гимнастерка. На нем был мундир русских инженерных войск с красными, желтыми и черными нашивками. По званию – подпоручик. Этого человека я встречал в Петербурге, когда он приезжал домой в отпуск. Я приветствовал майора Пережарова, русского офицера, равного мне по чину. Пережаров находился, судя по всему, в дурном настроении. Он сидел за столом и курил. Капитан Уоллис представил меня как майора Пятницкого, из разведки. Пережаров угрюмо осмотрел меня. У него было смуглое, печальное лицо. Он заговорил на чистейшем французском языке, поинтересовался, как обстоят дела в Николаеве. Я объяснил, что занимался танками. Он кивнул:

– Вы говорите по-английски. Это уже кое-что. – Пережаров вздохнул. – И вы шпионили за красными? – Он с отвращением взглянул на мою одежду. – Запасной формы у нас нет.

– Я был в плену. И спас меня капитан Уоллис.

– Где вы были до этого?

– В Гуляйполе. До того в Александрии. Еще раньше – в Киеве.

– Знаете, чем сейчас занят Антонов?

– Разные фракции ссорятся, они не могут прийти к единому решению. Их перемещения, увы, для меня теперь – загадка.

– Что ж, их боевой дух не лучше нашего. Я очень рад. – Он отвернулся от меня.

Я приветствовал подпоручика и щелкнул каблуками, не сумев в точности повторить это движение истинного русского солдата.

– Полагаю, что мы знакомы. Вы не Алексей Леонович Петров, кузен моего старого друга, князя Николая Федоровича Петрова? Мы встречались у Михишевских несколько лет назад. В Питере. Меня тогда звали Дмитрий Митрофанович Хрущев.

– Ах да. – Он моргнул и снял монокль. Теперь он обращался с этим предметом гораздо увереннее. – Мы говорили о Распутине. – Он как-то неприятно рассмеялся.

– Мы с Колей были очень близки. Я занимался наукой.