Год людоеда - читать онлайн книгу. Автор: Мария Семенова cтр.№ 25

— Поскольку я в некотором смысле живу воспоминаниями, мне захотелось по крупицам восстановить прошлое, в котором я смогу обнаружить новые для меня эпизоды из жизни Киры. А с вас я решил начать как с ее ближайшей и верной подруги, до сих пор, в чем я уже убедился, хранящей память об этой удивительной женщине. — Лев обратил вдруг свое внимание на плотно уставленный стол и провел над ним рукой. — Но, впрочем, вы ничего не едите, а здесь вроде бы неплохо готовят? Давайте все-таки немного закусим.

Соня обратилась к рыбному салату и подумала, что своими руками изготовила бы ничуть не худшее блюдо, что, кстати, и надо будет сделать для ее нового знакомого, пусть не в этот его приезд, а, скажем, в следующий, — не навсегда же он исчезнет? Кстати, не может ли он быть?.. Да нет! А почему, собственно, нет? Вдруг этот состоятельный господин и есть отец Стаськи? Что же Кира о нем рассказывала? Да, в общем-то, ничего особенного. То есть почти ничего. Геолог, экспедиции, ласковый, неожиданно родной. Да, Софья Тарасовна, недаром все-таки тебя занесло в МВД — мышление у тебя вполне соответствует твоим погонам.

— Вы действительно не хотите горячего? — поинтересовался Лев.

— Ни в коем случае! У меня от таких перегрузок диабет разовьется! — Морошкина улыбнулась, не забыв скрыть свой ущербный зуб. — Я же целый вечер с ребятами всякую вкуснятину трескала, мне теперь, по совести, на неделю нужно на голодный паек сесть, а вы меня деликатесами соблазняете! Вы себе-то закажите что-нибудь, а на меня не смотрите: я действительно ничего не хочу.

— Тогда, может быть, кофе? — Ночной гость тоже улыбнулся и бросил короткий взгляд на двух пьяных верзил, горланящих за столиком в носовой части парусника. — Здесь, я слышал, его чудесно варят.

Софья согласилась, и вскоре им принесли действительно необычайно ароматный напиток. Морошкина с удовольствием сделала первый глоток и подумала о том, что ее внезапный кавалер довольно странен: он ведь не только ни на чем не настаивает, но даже ни на что и не намекает. «Если в моей жизни и дальше пойдут такие встречи, то я скоро вообще забуду о том, как все это делается», — улыбнулась Соня, в общем-то, без всякой досады на свою бабью долю, а так, словно и не ее это была мысль, да, пожалуй, и не о ней. То есть подобным образом, наверное, могла бы подумать некая женщина, но все-таки не она. Нет, не она!

Морошкина не считала себя безгрешной и ни в коей мере не претендовала на рекорды по длительности воздержания, которое растягивалось в иные периоды на несколько лет.

В ее судьбе был один человек, который буквально вернул ее к жизни, но он ничего не обещал с самого начала (просто пощадил!), ни-че-го! Он даже повторял ей несколько раз в своей столь обаятельной задумчивой рассеянности: «Ни-че-го!» — и в этом безнадежном слове содержалось не столько его неучастие в ее судьбе, сколько некоторая неизбежность, которой и он, и она — оба — несмотря ни на что (даже любовь!), когда-нибудь подчинятся.

Ее второй после Сашеньки мужчина не был случайным, хотя познакомил их, как принято выражаться, именно случай. А вот последующие персонажи, пожалуй вполне случайные, и запросто могли обойти ее судьбу стороной. Но так уж сложилось, и она не жалеет хотя бы потому, что сумела благодаря этим несуразным историям уловить разницу между случайным и неслучайным в короткой и почти бесконечной человеческой жизни. Взять хотя бы такой подарок судьбы, такое сокровище, как Ванечка Ремнев, его любовь, его потрясающие стихи, посвященные ей, ее женским чарам:

Не обжигай меня глазами —

Я без того горю в огне.

А ночью страстными слезами

Я плачу в судорожном сне.

Не подавай надежд бесплодных,

Дразня безудержно меня.

Не говори мне ласк безмолвных,

Маня к себе и вновь гоня.

Я до безумия влюбленный

В твое лицо, твои глаза,

Стою, коленопреклоненный,

И в ноги падает слеза.

Приют «Ангелок» разместился в трехэтажном доме на берегу Невы, в промышленном районе. Само здание было возведено в начале уходящего века для служителей православной церкви, стоявшей в ста шагах от жилого дома. После нашумевшего семнадцатого года здание церкви разрушили, а на ее месте проложили дорогу, ставшую впоследствии насыщенной магистралью, чрезвычайно выгодной вследствие соседства с рекой.

Вслед за церковью пала часовня и различные хозяйственные постройки. Жилой корпус уцелел, возможно, только потому, что не мешал появлению улицы. С момента большевистского демарша дом использовался как кожно-венерологический диспансер, военкомат и библиотека. Последняя, подчиняясь перестроечным реформам, безропотно закрылась и как-то сама собой исчезла.

— Пять лет жизни, а для женщины это немало, пять лет моей собственной жизни оказались потрачены на то, чтобы раздобыть для детей пристойное помещение. — Ангелина Германовна Шмель, учредитель и директор приюта, встречала этой жалобой всех посетителей, способных, по ее прогнозам, хоть чем-то помочь ее подвижническому делу: — Вначале, когда нас было еще не так много, мы ютились в общежитиях. Знаете, такие свечки, или точки, — так ведь их, кажется, называют?

Ангелина привычно озадачивала вступивших на порог приюта вопросом, а сама в образовавшейся паузе проницательно разглядывала визитера сквозь перламутровые очки.

— А кто в этих общагах обитает и чаще всего скрывается от правоохранительных органов, вы, надеюсь, знаете не хуже меня? — Хозяйка нагружала гостей новым заданием и сама приступала к перечислению: — Это — рыночные торговцы, проститутки, разные криминальные личности. А у меня — детки!

Последним восклицанием Шмель вспугивала пришедших и вроде бы ненароком совестила: где же, мол, вы раньше-то были, когда все мы так мучились?

— У меня у самой пятеро дочерей, — привычно откровенничала Ангелина Германовна. — Правда, они мне не родные, хотя, знаете, я даже не представляю, чтобы кто-то кому-то мог казаться роднее, чем мне мои лапушки.

При дальнейших излияниях хозяйки приюта выяснялось, что у всех ее воспитанниц — крайне несчастные судьбы. Старшая с двенадцати лет стала воровать у приемной матери деньги, прогуливать школу и исчезать из дому. Вскоре выяснилось, что девочка ночует у некоего пенсионера, дающего приют и другим подросткам обоего пола. Обладая не только мощной энергией, но и значительными связями в силовых структурах, Шмель приготовилась «пустить прохиндея под пресс», но падчерица, разведав о роковом для ее покровителя намерении, поклялась его скромным здоровьем тотчас вернуться домой и прекратить все свои выходки ради того, чтобы покою престарелого любителя молодежи ничто не угрожало. В случае отказа суровой мамаши девочка обещала покинуть ставший ей родным дом навсегда, да и этот несчастливый и враждебный без ее покровителя мир — тоже.