– Люди уже это делали, – мрачно заметил Саша. Атмосфера за столом не соответствовала радостным крикам в городе.
– Да, но теперь, когда татары разделились между двумя полководцами, у нас есть шанс освободиться от гнета – восстать против них. Каждый обоз, уходящий на юг, ослабляет нас. Почему наша дань должна обогащать двор Сарая?
Монах не ответил.
– Одна разгромная победа, – заключил Дмитрий, – положит этому конец.
Васе казалось, что ее брат и князь вели старый спор.
– Нет, – возразил Саша. – Не положит. Татары не потерпят поражения. Они слишком горды, пусть Орда уже не такая, как раньше. Победа даст нам время, но новый хан придет за нами. И они захотят не подчинить нас, а наказать.
– Если я начну собирать деньги, – медленно сказал великий князь, – будут голодать крестьяне, которых спас ты, Вася. Это так. Я ценю твой совет, – добавил он Саше. – Пусть все знают. Я устал быть псом этих язычников.
Последние слова прозвучали резко, как расколотый лед. Вася вздрогнула.
– Но… я не оставлю сыну сожженный город, – медленно добавил князь.
– Вы мудры, Дмитрий Иванович, – сказал Саша.
Вася подумала о сотнях девочек вроде Кати в деревнях Московии, голодающих из-за того, что великий князь вынужден платить дань хану, чьи люди сожгли их деревни.
Она хотела заговорить, но Саша, сидевший напротив, сурово посмотрел на нее. На этот раз она решила промолчать.
– Что ж, в любом случае мы должны принять этого посла, – сказал великий князь. – Нельзя, чтобы меня считали плохим хозяином. Доедай, Вася. Вы оба пойдете со мной. И наш Касьян Лютович, с его важным видом и хорошей одеждой. Если я и должен задобрить татарского посла, я должен сделать это хорошо.
* * *
Небольшой красиво отделанный дворец стоял в стороне у юго-восточного угла кремля. Его стены превосходили по высоте стены теремов, и что-то в форме или расположении казалось отстраненным.
Вася, Саша, Касьян и Дмитрий вышли из терема великого князя. Их сопровождало несколько главных бояр и стражники, которые отгоняли любопытных.
– Униженность, – сказал Дмитрий Васе с усмешкой. – Только гордый человек ездит на коне. Нельзя проявлять гордость перед гостями из Сарая, иначе тебя убьют, твой город сожгут, а твоих сыновей лишат наследства.
Его глаза наполнились горечью воспоминаний, которые были старше него. Почти двести лет назад воины великого хана вторглись на Русь, разрушали церкви, насиловали и убивали людей.
Вася не придумала достойный ответ. Возможно, ее лицо выразило сочувствие, потому что великий князь угрюмо сказал:
– Ничего, мальчик. Чтобы стать великим князем, нужно делать вещи похуже. И еще хуже, чтобы стать великим князем вассального государства.
Он выглядел удивительно задумчивым. Вася вспомнила его смех, когда они долгими днями ехали в лесу.
– Я буду служить вам всем, чем смогу, Дмитрий Иванович, – неожиданно заявила Вася.
Дмитрий остановился. Саша онемел.
– Мне это понадобится, брат, – ответил Дмитрий с удивительной легкостью человека, ставшего князем в шестнадцать лет. – Господь с тобой. – Он положил грубую руку на голову Васи, покрытую капюшоном.
Они пошли дальше. Дмитрий шепнул Саше:
– Я могу сколь угодно унижаться, но от этого в казне не прибудет. Я услышал твой совет, но…
– Смиренность может отсрочить расплату, – пробормотал Саша. – Тохтамыш может напасть на Мамая раньше, чем мы ожидаем. Любое промедление даст вам время.
Вася шла позади, но все слышала.
«Неудивительно, что Саша не возвращался в дом отца. Как он мог, если великий князь так нуждается в нем? – подумала она. Затем ей не стало не по себе. – Но Саша солгал. Солгал ради меня. Что с ним сделает князь, когда я уйду?».
Они подошли к воротам, где оставили стражников, и вошли внутрь: Вася еще никогда не видела такой роскошной комнаты.
Она не имела ни малейшего представления о роскоши – она едва знала это слово. Роскошью для нее было тепло, чистая кожа, сухие чулки и сытость. Но эта комната… показала ей, что такое роскошь. Вася восторженно оглядывалась.
Деревянный пол был красиво уложен и отполирован. На нем лежали дорогие и чистые ковры, каких она еще не видела, с узором в виде рычащих котов.
Печь в углу комнаты была украшена плиткой и разрисована деревьями и алыми птицами. В ней горело пламя. В одно мгновенье Васе стало жарко, капля пота потекла по ее спине. Мужчины стояли вдоль стен, словно статуи. Они были одеты в вишневые кафтаны и странные шапки.
«Я увижу этот Сарай, – подумала Вася. Внезапно ее роскошный кафтан показался ей безвкусным и дешевым на фоне этой элегантности. – Я отправлюсь туда с Соловьем, и мы увидим этот город».
Она вдохнула незнакомый запах (мирры, хотя она не знала этого), и в носу защекотало. Она с трудом сдержалась, чтобы не чихнуть, и чуть не влетела в Сашу, когда компания остановилась в нескольких шагах от возвышения, застеленного ковром. Дмитрий опустился на колени и склонил голову до пола.
У Васи слезились глаза, и она не могла рассмотреть посла. Тихий голос приказал великому князю Московскому встать. Она слушала в тишине, как Дмитрий приветствует хана.
Вася с трудом узнавала решительного князя в этом человеке, который бормотал извинения, кланялся и вручал дары советникам. Приветствия продолжались:
– …пусть Господь хранит ваших сыновей и жен…
Вася очнулась, лишь когда голос Дмитрия переменился.
– Деревня за деревней, – сказал Дмитрий с уважением, но негодованием, – обворованы, сожжены. Мои люди едва проживут эту зиму, и у нас нет денег. До следующего осеннего урожая. Не хочу вас оскорбить, но мы люди мира, и вы понимаете, что…
Татарин что-то ответил на своем языке резким голосом. Вася нахмурилась. Все это время она не отрывала глаз от переводчика, стоявшего рядом с помостом. Но что-то в его голосе заставило ее поднять взгляд.
И Вася в ужасе замерла.
Она узнала посла. В последний раз она видела его темной ночью, когда он занес над ней кривой меч и созывал разбойников идти в бой.
Теперь он сверкал в шелковом бархате и соболях, но Вася не могла спутать его широкие плечи, сильную челюсть и тяжелый взгляд. Он уверенно говорил с переводчиком. Но на мгновенье татарский посол – предводитель разбойников – встретился с ней взглядом, и его рот скривился в ухмылке ненависти.
* * *
Вася вышла из приемной рассерженной, испуганной и сомневающейся. «Нет. Это не может быть он. Тот человек был разбойником. Не знатным татарином, не советником хана. Ты ошиблась. Ты видела его лишь в свете костра, а потом в темноте. Нельзя быть уверенной».
Разве нельзя? Разве она могла забыть лицо за надвигающимся мечом, лицо человека, который хотел убить ее?