– Аннушка!
Кони перепрыгнули остатки частокола и оказались в толпе.
Соловей замер, пока Вася передавала двух девочек в руки рыдающей женщине.
На всадников обрушились благословения – крики, молитвы и вопли.
– Дмитрий Иванович! Александр Пересвет!
– Василий Храбрый, – сказала Катя жителям деревни. – Это он нас спас.
Люди подхватили крик. Вася удивленно оглядывалась, Катя улыбалась. Затем девочка замерла. Одна женщина не присоединилась к толпе. Она стояла поодаль, едва заметная в тени избы.
– Матушка, – выдохнула Катя. Ее голос отозвался вспышкой боли в теле Васи. Катя соскользнула с Соловья и побежала.
Женщина распахнула руки и поймала дочь. Вася не смотрела на них. Смотреть было больно. Вместо этого она уставилась на дверь избы. Там стоял маленький крепкий домовой с глазами цвета тлеющих угольков, пальцами-прутиками и улыбкой на лице, покрытом сажей.
Все длилось одно мгновенье. Затем толпа начала расходиться, и домовой исчез. Но Васе показалось, что он махнул ей крошечной рукой в знак благодарности.
13
Город между реками
– Что ж, – довольно сказал Дмитрий, когда лес проглотил деревню Кати и они вновь ехали по нетронутому снегу. – Ты сыграл в героя, Вася, все хорошо. Но довольно нежностей. Мы должны поспешить. – Он помолчал. – Думаю, твой конь согласен со мной.
Соловей встал на дыбы, радуясь солнцу после недели снегопада и отсутствию троих ездоков на спине.
– Да, согласен, – выпалила Вася. – Безумец, – негодующе бросила она коню. – Ты успокоишься когда-нибудь?
Соловей соизволил идти, но теперь он гарцевал и лягался до тех пор, пока Вася не посмотрела ему прямо в глаза, в которых не было раскаяния.
– Да сколько можно, – воскликнула она, и Дмитрий рассмеялся.
Они скакали до поздней ночи и с каждым днем недели ехали все быстрее. Мужчины ели хлеб в темноте, выдвигались с первыми лучами и останавливались, лишь когда тени проглатывали деревья. Они двигались тропами дровосеков и прокладывали путь, когда это было необходимо. Снежный покров был покрыт льдом, глубокий, и по нему было тяжело идти. Через неделю из всех коней лишь Соловей оставался бодрым и проворным.
В последнюю ночь перед Москвой темнота настигла всадников в лесу на берегу Москвы-реки. Дмитрий приказал остановиться. Он оглядел широкую реку. Луна убывала, и тучи закрывали звезды.
– Лучше переночевать здесь, – решил князь. – Будет легче ехать завтра. К середине утра будем дома. – Он спрыгнул с коня, все еще бодрый, хотя и исхудавший за эти дни. – Сегодня всем побольше медовухи, – добавил он, повысив голос. – И, возможно, наш монах-воин поймает нам зайцев.
Вася спешилась и убрала лед с морды Соловья.
– Завтра Москва, – шепнула она ему. Ее руки обледенели, сердце бешено стучало. – Завтра!
Соловей выгнул шею и спокойно ткнулся носом в ее руки. «У тебя есть хлеб, Вася?» – спросил он.
Девушка вздохнула, сняла седло и вычистила жеребца. Она скормила ему корку и оставила искать траву под снегом. Нужно было наколоть дров и убрать снег, развести костер и выкопать ямку для ночлега. Теперь все мужчины звали ее Васей. Они посмеивалась над ней, пока работали. К своему удивлению, Вася могла постоять за себя и не обижалась на грубый юмор.
Они смеялись, когда Саша вернулся. Три убитых зайца висело в его руке, за спиной виднелся лук. Мужчины одобрительно загудели, благословили его и начали готовить мясо. Огни их костров весело трещали, мужчины передавали друг другу бурдюки с медовухой и ждали ужин.
Саша подошел к Васе, которая копала снег.
– С тобой все в порядке? – сухо спросил он. Он так и не решил, каким тоном разговаривать с братом, который на самом деле был сестрой.
Вася озорно улыбнулась ему. Его растерянные, но смелые попытки сберечь свою сестру облегчали мучительное одиночество.
– Мне бы хотелось поспать на печи и съесть похлебку, приготовленную кем-то другим, – сказала она. – Но я в порядке, брат.
– Хорошо, – ответил Саша. Его серьезность казалась чем-то странным после мужских шуток. Он вручил ей чуть запятнанный сверток. Вася развернула его и увидела сырую печень зайцев, потемневшую от крови.
– Храни тебя Господь, – выдохнула Вася и впилась в мясо. Она почувствовала на языке сладко-соленый металлический вкус жизни. Соловей заржал за спиной: ему не нравился запах крови. Но Вася не обратила на него внимания.
Она еще не доела, но Саша ушел. Вася проводила его взглядом и облизнула пальцы. Она не знала, как убрать с его лица растущую тревогу.
Она закончила копать и села на бревно рядом с костром. Подперев кулаком подбородок, Вася смотрела, как Саша благословлял мужчин и их еду, невозмутимо пил свой мед по ту сторону костра. После благословлений Саша молчал. Даже Дмитрий отметил, каким молчаливым стал брат Александр после отъезда из лавры.
«Конечно, он переживает, – подумала Вася. – Я одета как мальчик, сражалась с разбойниками, и он соврал великому князю. Но у нас не было выбора, брат…»
– Твой брат – настоящий герой, – сказал Касьян, выдернув ее из мыслей. Он присел рядом и протянул свой бурдюк с медовухой.
– Да, – резко ответила Вася. – Он герой.
В голосе Касьяна были что-то язвительное. Вася отказалась от меда.
Касьян схватил ее руку в варежке и вложил бурдюк.
– Пей, – настоял он. – Я не хотел оскорбить тебя.
Вася поколебалась, но выпила. Он еще не привыкла к этому мужчине: его загадочным глазам и резкому смеху. Возможно, его лицо слегка побледнело после недели пути, но это лишь сделало краски ярче. Иногда она ловила его взгляд и сдерживала румянец, хотя была не из жеманных девушек. «Как бы он отреагировал, если бы узнал, что я девушка?» – думала она порой.
«Не думай об этом. Он никогда не узнает».
Молчание между ними затянулось, но Касьян не уходил.
– Вы уже бывали в Москве, Касьян Лютович? – спросила Вася.
Его губы дрогнули.
– Я прибыл в Москву в начале года, чтобы попросить великого князя о помощи. Но до этого? Однажды. Очень давно. – Его голос стал сухим. – Возможно, каждый глупый юнец пытается исполнить желание своего сердца в городе. Я не возвращался до этой зимы.
– И каким было желание вашего сердца, Касьян Лютович? – спросила Вася.
Касьян насмешливо посмотрел на нее.
– Моя бабушка так говорила. Ты слишком юн и неопытен, Василий Петрович. Как ты думаешь? Я любил женщину.
Саша, сидевший на другой стороне костра, повернул голову.
Дмитрий шутил и наблюдал за готовящимся мясом, словно кот за мышиной норкой (их порции не утоляли его аппетит), но он услышал слова Касьяна.