Сны Эйнштейна - читать онлайн книгу. Автор: Алан Лайтман cтр.№ 10

С эстрады стокгольмского зала спускается средних лет мужчина с медалью в руках. Он пожимает руку президента Шведской академии наук, получает Нобелевскую премию по физике, слушает дифирамбы в свой адрес. Человек невнимательно думает о награде, которую ему сейчас вручат. Его мысли устремляются на двадцать лет в будущее, когда, имея только карандаш и бумагу, он в одиночестве будет работать в крохотной каморке. Он будет работать день и ночь, ошибаясь, заполняя мусорную корзину негодящимися цепочками уравнений и логических следствий. Но в иные вечера он будет возвращаться к столу, уверенный, что узнал о Природе такое, чего не знает никто, что он увидел свет в глухом лесу, обладает бесценными тайнами. В такие вечера его сердце будет колотиться, как у любовника. Предвкушением этого полнокровия, ожиданием времени, когда он будет молод, неизвестен и не убоится ошибок, исполняется он сейчас, сидя на стуле в стокгольмском зале далеко-далеко от слабого голоса президента, выкликающего его имя.

Человек стоит у могилы друга, бросает горсть земли на гроб, апрельский ветер холодит лицо. Но он не плачет. Он предвидит день, когда у друга будут здоровые легкие, когда друг встанет с постели и рассмеется, когда они оба будут пить эль, плавать на лодке, разговаривать. Он не плачет. Он особенно ждет того памятного в будущем дня, когда они с другом будут жевать бутерброды, и он будет стращать себя старостью и сердечным одиночеством, и друг мягко покивает в ответ, и дождь будет течь по оконному стеклу.

Вообразите мир, в котором люди живут всего один день. Либо частота сокращений сердца и дыхания убыстряется до такой степени, что весь жизненный круг сожмется до протяженности одного оборота Земли вокруг своей оси, либо вращение Земли замедлится до такой степени, что один ее кругооборот займет весь срок человеческой жизни. Годится любое допущение. В любом случае люди видят только один рассвет и один закат.

Живущим в этом мире не дано видеть смены времен года. Родившийся в декабре европеец никогда не увидит гиацинтов, лилий, астр, цикламенов, эдельвейсов, никогда не увидит багровых, а потом золотых кленовых листьев, никогда не услышит сверчка и певчих птиц. Родившемуся в декабре живется холодно. Так же родившийся в июне никогда не ощутит снежинки на щеке, не увидит хрустально застывшего озера, не услышит скрипа ботинок на выпавшем снегу. Родившийся в июне тепло проживает свою жизнь. О временах года известно только из книг.

В этом мире жизнью распоряжается свет. Родившийся на закате проводит первую половину жизни в потемках, изучает домашние ремесла, такие, как ткачество и часовое дело, много читает, духовно растет, много ест, боится неохватной тьмы за порогом, предпочитает сумерки. Родившийся с восходом солнца учится работам на улице – в поле или на стройке, крепнет физически, избегает книг и умствования, всегда весел и уверен в себе, ничего не боится.

Перемена света сбивает с толку как рассветных, так и закатных детей. Когда наступает рассвет, родившиеся на закате ошеломляются неожиданным видением деревьев, океанов, гор, их слепит дневной свет, они возвращаются в дома, закрывают окна и остаток жизни проводят в полумраке. Когда наступает закат, родившиеся на рассвете оплакивают пропажу птиц на небе, слоистой морской синевы, завораживающего дрейфа облаков. Они отказываются осваивать хмурые домашние занятия, лежат на земле, глядят вверх и тщатся увидеть однажды виденное.

В мире, где человеческая жизнь ограничивается одним-единственным днем, люди осмотрительны с временем, как осторожная кошка, наставившая ухо в потолок. Ибо терять время не из чего. Рождение, школа, любовные увлечения, брак, работа, старость – все должно уложиться в один солнечный переход, в одну перемену света. Когда люди идут по улице, они трогают пальцами шляпы и спешат дальше. Когда люди встречаются в домах, они обмениваются вежливыми вопросами о здоровье и сразу переходят к делу. Когда люди сходятся в кафе, они нервно следят за смещением тени и не засиживаются. Время – огромная ценность. Жизнь – это подгадавшее мгновение. Один снегопад. Один осенний день. Отсекаемая дверью полоска света. Краткая судорога рук и ног.

Когда приходит старость – на свету ли, впотьмах, – человек обнаруживает, что никого не знает. Не было времени узнать. Родители умерли в полдень или в полночь. Братьев и сестер сманили дальние города, скоротечные возможности. Друзья вслед за солнцем остыли. Дома, города, занятия, любовники – все было приурочено к жизни в пределах одного дня. В старости человек никого не знает. Он говорит с людьми, но он их не знает. Его жизнь распалась на отдельные слова, уже забытые отдельными людьми. Его жизнь дробится на быстрые эпизоды с малым числом очевидцев. Он сидит у ночного столика, прислушивается к пущенной воде в ванной и не может решить, существует ли что-нибудь вообще вне его сознания. Материнское объятие – это было? Смешное соперничество со школьным другом – это было? Новизна первой женщины – это было? Была у него любовница? Где они? Где они сейчас, когда он сидит у ночного столика, прислушивается к пущенной воде в ванной, смутно чуя перемену света?

Описание рек, деревьев, зданий, людей на своем месте и в своем виде придает им характер общезначимых. Аре сворачивает на восток, редкие баржи везут картофель и сахарную свеклу. Предгорья Альп утыканы соснами, их ветви в шишках загнуты кверху, как лапы канделябра. Трехэтажные, под красной черепицей, со слуховыми окнами дома покойно стоят на Арштрассе, караулят реку. Торговцы на Марктгассе, зазывно маша руками, навязывают прохожим носовые платки, часы, помидоры, кислый хлеб, сладкий укроп. По улицам плывет запах копченого мяса. У себя на балкончике на Крамгассе препираются мужчина и женщина, улыбаясь своему препирательству. Девушка не спеша прогуливается в парке на Кляйне Шанце. Массивная, красного дерева дверь почтамта открывается и закрывается, открывается и закрывается. Лает собака.

Однако всякая пара глаз видит все по-разному. К примеру, мимо женщины, присевшей на берегу Аре, лодки снуют стремительно, как конькобежцы. Для другого зрителя они едва ползут и чуть ли не за полдня одолевают излучину реки. А мужчина на Арштрассе смотрит на реку и обнаруживает, что сначала лодки плывут вперед, потом возвращаются назад.

Эти неувязки случаются сплошь и рядом. Вот, пообедав, возвращается к себе в аптеку на Кохергассе фармацевт и видит такую картину: две женщины проносятся мимо него, они сучат руками и говорят так быстро, что он не разбирает слов. По своим делам спешит через улицу адвокат, дергая головой, как птичка. Мяч, детской рукой запущенный с балкона, просвистывает в воздухе, как пуля, и так же неуследим. Взгляд, мимоходом брошенный в окно дома 82, выявляет, что жильцы мечутся из комнаты в комнату, присаживаются, в минуту разделываются с обедом, исчезают, снова появляются. Облака над городом сходятся, расходятся, снова сходятся в ритме сменяющих друг друга вдоха и выдоха.

С противоположной стороны улицы эту сцену наблюдает пекарь. Он отмечает неторопливый променад двух дам, остановившихся поговорить с адвокатом и проследовавших дальше. Адвокат направляется в свою квартиру в доме 82, садится за обед, подходит к окну, видит падающий на мостовую мяч.