Пентакль - читать онлайн книгу. Автор: Генри Лайон Олди, Андрей Валентинов, Марина и Сергей Дяченко cтр.№ 39

Да чего там смотреть? И так ясно: на рисунке-то Венера не с одной рукой – с двумя. Правая – та, что уцелела, – вперед и вниз указывает, а вот левая… Эге! А Васыль смеется:

– Чего пан перед смертью говорил? «Проклятая покажет, хоть и не с руки ей это». Так? А почему «не с руки»? Потому, что потеряла она руку! Не иначе по панскому приказу и отбили, чтобы тайну скрыть. А сундук с оружием пан для отвода глаз закопал, умный был, вражина. Это вроде как мы ложный аэродром у себя строили, чтобы немцев-гадов с толку сбить.

Гляжу на картинку – точно. Вот так закавыку удумал старый пан! На сынов своих надежду имел, они-то помнили, куда левая рука указывать должна. Только, видать, не по умишку им Венера оказалась. Оскудели мозги панские!

– Скоро, как отпуск мне выправят, домой заеду, – Васыль продолжает. – Возьму с собой дивчину мою, подругу боевую, могиле батьки поклонюсь. А заодно и вопрос с Венерой урегулирую, потому что оставил мне его батька вроде как в наследство. А вопрос почти ясный, только погляжу, куда рука Венерина указывать могла.

А я про другое думаю. Венера – ладно, а вот что за дивчина? Никак скоро на свадьбе плясать?

С дивчиной, как оказалось, Васыль в госпитале познакомился. И так познакомился, что решение тут же принял. Значит, и в самом деле – попляшем. Доброе дело!

Нет, дочка, не видел я ее. Саму не видел, а вот фотографию Васыль показал. Красивая дивчина, в форме военной, при медалях. Только лицо какое-то… Не злое, конечно, но будто расстроил ее кто. А так – справная, слов нет. Залюбовался я ею, родственницей моей будущей, а потом взгляд на Венеру, что на картинке, перевел. Протер глаза, снова взглянул… Почудилось, конечно! Это только в твоем фольклоре, дочка, мрамор оживать в силах. Мало ли что чудится? Вот, к примеру, мне все кажется, будто встречались мы с тобой уже, виделись…

А Васыль… Эх, и вспоминать страшно! Погиб Васыль – почти у самых наших Терновцов. Ехал на машине, домой спешил, да и на мину напоролся. Большие там у нас бои были, много смерти железной в земле осталось. И он сгинул, и дивчина, что с ним ехала. Так разнесло бедных, что и узнать нелегко было.

Тем и кончилось, дочка. Положили Васыля рядом с батьком его…

Вот, стало быть, дочка, такая история. А скарб? Что скарб! Как Васыля не стало, не захотелось мне о скарбе проклятом и думать. Тони он в болоте, цур ему! Да и мне самому домой попасть довелось не сразу. Долго война кружила, а после войны за кордоном служить пришлось. Ну, это долгий рассказ.

А вот недавно решил я поглядеть, что оно и как. Там сейчас, в бывшем маентке панском, пусто. Дом в войну сгорел, а парк немцы на дрова пустили. Грязно всюду, неуютно, а ведь какая в прежние годы пышность была! Нашел я место, где Венера стояла, – да все разом и вспомнил. Эх, думаю, что за тайну ты, Проклятая, прятала? Представил я ее, мраморную, и руку левую представил. Куда указывала? Ошибиться могу, конечно, но вроде бы на флигель, что напротив стоял, а точнее если – на вход в подвал. Он, подвал тот, сейчас землей закидан, но флигель ничего, стоит.

Вот и думаю, не взять ли мне лопату да не пройтись ли туда, к флигелю, чтобы разъяснить вопрос? Правда все это – или просто байки? Фольклор, если по-нынешнему. Сегодня как раз собирался, а тут ты, дочка, и пожаловала.

Так из какой, говоришь, ты газеты?

Автобус, разумеется, опаздывал. Редкие прохожие с удивлением косились на пестрый табор, скучавший у запертых дверей ДК п/о «Стройматериалы». Кидали исподтишка любопытные взгляды – словно леску со ржавым крючком на конце! – и, ничего не зацепив с первой попытки, спешили дальше. Психи, не иначе. В воскресенье, ранним утром, в мозглявой сырости ноября куковать под Домом культуры?

Точно, психи.

Прохожие были кругом правы. Со своей, прохожей, точки зрения. Только человек, по кому дурдом плачет горючими слезами, отпахав рабочий день на заводе или в КБ, попрется вечером на репетицию любительского театра. Трижды в неделю. Допоздна. А в промежутках – учи роль, выделывайся дома перед зеркалом, злись, что никак не можешь поймать верную интонацию… Раз в год – премьера. Перед жалкой полусотней (удача, если сотней!) родственников, друзей и маньяков-единомышленников. Да, бывали аплодисменты. Бывали и цветы: пять тощих астр, три худосочные гвоздики. Эти цветы помнишь всю жизнь, как школьные поцелуи: наперечет, каждый – наособицу.

Но ни славы, ни тем более денег с этого идиотизма…

– Любимцы судьбы! Мы живем в безумное время в безумной стране! – обожал изрекать Колюн Никодимов, в миру Никодим или Никотин. – Лишь мы способны адекватно воспринять свихнувшуюся реальность. Вдумайтесь в сакральный смысл мудрых слов: Дом культуры Стройматериалов! Дом культуры Кирпичей, Бетона и Шлакоблоков! И вас бросит в жар от священного ужаса…

В спектакле, который сегодня планировался «на выезде», доморощенный философ играл Дядьку из таинственного села Супонево. Дядька олицетворял душу народа: он вез из города домой мешок черствого хлеба для голодающих свиней. Из режиссера Никотин выгрыз эту роль зубами. «Гамлета любой пень сварганит! Кто их видел, этих Гамлетов? – одни армяне. Ты, брат, поди изобрази деревенского мужичка!» На премьере он блистал, сорвав жидкий шквал оваций. Но сейчас заметно нервничал: предстояло выступление перед настоящими мужичками. Сермяжными, не замутненными цивилизацией.

Проверка на «правду жизни» пугала философа.

Из-за угла раздались фырканье и лязг, словно там еж-переросток волок телегу с металлоломом. Видавший виды «луазик» вырулил ко входу, обдав людей сизой вонью бензина.

Распахнулось чрево автобуса.

– Артисты? Грузитесь, поехали!

Самое смешное, что спектакль так и назывался: «Автобус». Сейчас в «луазик» забирались не актеры – персонажи. Небритый Дядька в ватнике и треухе; чета скромно, но прилично одетых инженеришек – Он и Она. Мелкий аппаратный прыщ с «дипломатом» – Сознательный. Виртуоз, похожий на интеллигентного раввина: очки, бородища, буйные кудри из-под шляпы. С трудом протиснув в дверь огромный футляр от виолончели, Виртуоз выбрал сиденье почище, уселся, бережно придерживая инструмент. Пара юных Влюбленных влетела, смеясь. Последним, кряхтя, влез Репризыч – режиссер-постановщик, он же худрук народного театра «Моветон» Вадим Романович Реприжецкий.

– Все на месте? Ну, ни пуха…

– К черту! – взорлил жизнерадостный хор.

Виртуоз, скучая, разминал пальцы. Подсмотрел однажды у настоящего виолончелиста, для образа. Минута-другая такой разминки, и в голове всплывала «Сарабанда», главная тема спектакля. Езды до Ольшан – часа полтора-два. Спектакль тоже начнется далеко не сразу по приезде. Но «автобусный» антураж настраивал на соответствующий лад.

Народ перебрасывался знакомыми репликами из пьесы: