Под влиянием руководителей разведки японцы воспитывались в таком духе, чтобы в любом мероприятии всякой иной нации на Тихом океане, в особенности Соединенных Штатов, усматривать шпионские намерения. С этой целью устраивались выставки, на которых демонстрировались экспонаты, показывающие вероломные и преступные, с точки зрения японцев, методы работы иностранных шпионов.
На улицах расклеивались сотни плакатов, призывающих к бдительности, устраивались антишпионские дни и недели. Антишпионские лозунги печатались на спичечных коробках и выставлялись в витринах магазинов. Охота за шпионами превращалась в искусственно насаждаемую манию.
Пресса, радио и официальные лица постоянно призывали каждого японского мужчину, женщину и ребенка быть настороже, искать шпионов и сообщать обо всем, что вызывает хотя бы малейшее подозрение. В результате такой обработки население питало к иностранцам беспримерную ненависть…
— Нечто подобное, если вы помните, товарищ генерал, мы пережили в годы, предшествовавшие Великой Отечественной войне, — подытожил свой экскурс в историю становления японских спецслужб полковник Кошкин.
— Думаю, Николай Петрович, что мы по части нагнетания шпиономании на государственном уровне не сумели догнать японцев…
— В этом вопросе их вообще никто не догонит, Леонид Иосифович! — в тон собеседнику ответил разведчик. — Последнее, что я хотел бы добавить к тому, что уже сказано. По моему мнению, все перечисленное, в том числе и отношение японцев к шпионажу, не только помогло им выжить, добиться впечатляющих успехов в экономике и самоутвердиться, но одновременно породило гипертрофированное чувство собственного величия и превосходства над другими народами, а также способствовало развитию у них и без того достаточно выраженной ксенофобии, враждебности ко всему чужеземному, будь то образ жизни, идеалы или мировоззрение…
Убедившись на собственном опыте, что всех благ можно добиться только собственным трудом, японцы с порога отметают всякие предложения добывать информацию для иностранных государств, считая последних паразитами.
Совсем по-другому ведет себя японец, попадая в зависимость от спецслужб под угрозой компрометации.
Личное в сознании японца ассоциировано с общественным, он ощущает себя частицей, неотделимой от однородной общности — нации. В его представлении они спаяны воедино. Для него скомпрометировать себя — это подвести коллектив, а по большому счету — нанести ущерб своей стране. А это — позор! Чтобы избежать его, японец скрепя сердце выполнит любое задание. Его моральные принципы позволяют это сделать…
— Это то, что мне нужно! — воскликнул Маслов.
Размышления Маслова были прерваны появлением агента.
Генерал заметил, с какой неприязнью Курусу посмотрел в сторону американцев, его глаза-щелочки, казалось, закрылись совсем.
— Вы знаете, кто они, Леонид-сан? — обратился агент к Маслову после взаимных приветствий.
— Полагаю, что это — американцы, морские пехотинцы, которые охраняют американское посольство… — предельно спокойно ответил генерал, внимательно наблюдая за собеседником.
— Вы совершенно правы! Американскую солдатню я даже с завязанными глазами по запаху узнаю! — Агент умолк, потупив взгляд.
— Не обращайте на них внимания, Курусу-сан. Судя по количеству пустых бутылок на их столе, они сидят давно и скоро уйдут! — почти ласково произнес Маслов и положил ладонь на руку японца.
В этот момент один из американцев скомкал пустую пачку из-под сигарет и, швырнув ее себе под ноги, притоптал ботинком.
Конечно, как и все японцы, агент был очень вежлив и терпим к проявлениям чужого невежества, но тут он не выдержал, взорвался:
— Совсем обнаглели! Что хотят, то и делают, будто они у себя дома. Ненавижу эту нацию, будь она проклята!
Консультации Кошкина не прошли для генерала даром. Из прослушанного курса он знал, что подобное откровение для японца — чрезвычайная редкость. Обычно они умеют скрывать свои эмоции и не выказывать истинных чувств, а уж если японец говорит такое, значит, у него весьма серьезный счет к американцам и его ненависти нет предела.
«Эврика! — мысленно закричал Маслов. — Теперь я знаю, в какой упаковке преподнести моему «самурайчику» задание по «Сетику»!
Почему ее контрагентами должны быть только немцы? А что, если сказать агенту, что фирма имеет подозрительные контакты с американцами?! Ай, да молодцы морпехи! Какую стартовую площадку вы мне подготовили для обсуждения задания. Вот так находка! Теперь осталось подлить масла в огонь — и вперед!»
Доверительно наклонившись к агенту, генерал тихо произнес:
— К сожалению, Курусу-сан, американцы весь мир считают пустой пачкой из-под сигарет — так и норовят швырнуть его себе под ноги и растоптать солдатским башмаком… Что поделаешь, молодая нация — ни глубоких исторических корней, ни культурных традиций…
Маслов выжидательно посмотрел на японца.
Зерна упали на благодатную почву. Курусу, почувствовав в собеседнике единомышленника, завелся с пол-оборота, заговорил громко, с жаром:
— Сегодня ровно месяц, как умерла моя жена… Ее мать в сорок пятом жила в Нагасаки, когда американцы сбросили на город свои атомные бомбы. В результате она получила лучевую болезнь.
Как выяснилось потом, болезнь передалась по наследству и моей жене, хотя она родилась через десять лет после бомбардировки…
Вы думаете, я искатель приключений или преступник по призванию?! Нет, нет и нет!! Я — контрабандист поневоле! Мне нужны были деньги, чтобы оплачивать операции по пересадке костного мозга моей жене, Вы знаете, сколько это стоит?! А какие это мучения!! Теперь вот и мой сын страдает белокровием, его ждет участь моей тещи и жены! А эти, — оборот головы в сторону подгулявшей компании, — не зная горя, пьют виски, веселятся!! Они умертвили близких мне людей, меня сделали преступником!! Но преступники — они! Они, а не я!! — исступленно прокричал Курусу.
Американцы обернулись на крик. Заметив, что японец указывает рукой в их сторону, они рассмеялись и стали репликами подзадоривать его.
В следующую секунду неведомая пружина подбросила Курусу вверх, и он в мгновение ока очутился у стола американцев. Маслов бросился вдогонку, но было поздно.
Схватив со стола пустую бутылку. Самурай обрушил ее на голову одного, отбитое горлышко всадил в шею другому.
Обливаясь кровью, жертвы рухнули под стол.
Уцелевшие американцы с неожиданной для пьяных резвостью вскочили на ноги, разом обнажив выкидные ножи-стилеты.
В тот же миг Курусу очутился на столе. Неуловимое движение ногой, леденящий душу боевой клич «Й-я-я!», и еще один морпех со стоном распластался у стола. Резко присев и сделав полный оборот вокруг собственной оси, японец пружинно выпрямился и в прыжке, с криком «Й-я-я!» припечатал обе ноги к затылку рванувшего было от стола американца. От удара Курусу отбросило назад, и он навзничь рухнул на стол.