И ждет встречи в условленном месте.
Осталось только выяснить – брать ли на встречу даоса? Это в корне противоречило канону Сунь-цзы, главе о лазутчиках и способах их употребления, но согласовывалось с последними размышлениями судьи.
Так ничего не решив, судья Бао отправился к Железной Шапке.
В жилище даоса творилось невообразимое.
Лань Даосин заталкивал в чайник нечто большое и истошно верещащее.
Нечто в чайник не хотело.
– У тебя неприятности?! – заорал даос на судью, едва тот застыл на пороге, не успев даже рта раскрыть. – У тебя Западный Рай и лазоревые облака! Понял?! Неприятности у него…
Стоявший рядом с Железной Шапкой ослик-философ подцепил хвостом крышку и ловко нахлобучил ее на чайник.
Стало тихо.
– Я еще ничего не сказал… – пробормотал судья Бао. – Но если я не вовремя…
– Да? – удивился даос. – А кто только что на жизнь жаловался?
– Не я, – уверенно заявил судья.
– Не ты? – еще раз удивился даос. – Ну, значит, мне послышалось. Заходи, заходи, не стой на пороге…
И судья Бао понял, что возьмет Лань Даосина на встречу со Змеенышем.
Обязательно.
Даже вместе с чайником.
Глава восьмая
1
– Эй, почтенные! – во всю глотку возопил заезжий чародей, изрыгнув перед этим сноп синего огня. – Эй, преисполненные восьмидесяти восьми добродетелей! Да неужто вы так и проживете всю жизнь, не узрев истинных чудес и невероятных превращений?! Неужто нечего будет вам рассказать малым внукам, когда они спросят вас: что, милый дедушка, ты и впрямь, будучи в славном Нинго, поскупился дать великому магу по прозвищу Расколотая Гора хотя бы один медный (а лучше серебряный) лянчик?! Идите, смотрите и потом до конца ваших дней, да будут они длиннее русла Желтой реки, вспоминайте и цокайте языками!
Мальчик-ученик у ног Расколотой Горы застучал колотушкой, присоседившийся слепец-гадатель в надежде и самому заполучить медяк-другой усердно принялся бить в рыбий барабанчик,
[48]
а толпа собравшихся зевак разочарованно загудела.
Удивить кого-либо из нингоусцев глотанием мечей или огненной отрыжкой было трудно; еще труднее было заставить их раскошелиться.
И Расколотая Гора понял: если он сейчас не раскачает местных скупердяев, то ему в ближайшие дни придется довольствоваться черствой лепешкой и бобовым сыром, а о нежных маньтоу с начинкой из куриного мяса и овощей он будет вспоминать исключительно в снах.
Просыпаясь от бурчания в желудке.
– Ну что ж, придется мне показать вам всю глубину постижения мною Безначального Дао и, как говорится, смешать в одном чайнике Небо и Землю! Ведом ли кому-нибудь из вас величайший трюк с золотым котлом и головой юноши?
Зеваки, собравшиеся поначалу расходиться, неуверенно затоптались на месте, а кое-кто даже швырнул в плошку чародея несколько мелких монет.
– Мало кто может похвастаться, что видел это деяние, достойное небожителей; и уж почти никто не может гордо заявить: я способен сотворить его! Потому что нужен для этого золотой котел и желтый дракон, бобовое зернышко и кипящая вода, а также отрубленная голова отрока, не достигшего полной мужской зрелости! Но не пугайтесь, почтенные, и не спешите звать Быстроруких, стражников ямыня: по истечении колдовства отрок сей встанет живехонек-здоровехонек, и вся дальнейшая жизнь его будет проходить под знаком Старца Шоусина, Звезды Долголетия! Итак?
Золотого котла не нашлось даже в близлежащей харчевне – что крайне возмутило требовательного чародея, – и пришлось удовольствоваться котлом обыкновенным, изрядно закопченным, на который спешно наклеили пять полосок золоченой фольги, благо последней было навалом и стоила она сущие пустяки. Желтого дракона, олицетворявшего ни много ни мало самого Сына Неба, также не обнаружилось – как это ни странно, император пребывал себе в Бэйцзине, а не спешил в Нинго любоваться проделками Расколотой Горы. Оплошавшего Сына Неба на скорую руку заменили каким-то «ветротекучим»
[49]
господином, сказавшимся служащим областной управы; ну а воды, дров для костра и бобовых зернышек было предостаточно.
Когда содержимое котла закипело, чародей прекратил свои немелодичные заклинания, извлек откуда-то из-за пазухи огромный меч да-дао, неизвестно как там поместившийся, воинственно взмахнул им и воскликнул:
– Ох, будет пиршество для лезвия-дружка; ох, и покатится чья-то голова на землю, а там и в крутой кипяточек! Будет плясать головушка по бурлящему озерцу, будет песни петь и рассказывать поучительные истории былых времен – подмигнет глазом, ухмыльнется алым ртом, блеснет белоснежными зубками! Кто увидит-услышит, в течение пяти жизней не забудет! А подайте-ка мне сюда отрока непорочного!
Увы, отрока не подали.
А те несколько юнцов-зевак, что худо-бедно могли сойти за отроков непорочных, отговорились тайными пороками и отступили в задние ряды.
И то сказать: голова своя, не дядей даренная.
– Да неужели не найду я, бедный волшебник, нужного человека? – возвысил голос Расколотая Гора, внутренне посмеиваясь. – Ну что ж, если так, то придется мне, недостойному, вырастить прямо из кипятка бобовое дерево до самого Лунного Зайца и этим ограничиться в надежде на вашу щедрость!
– Ну почему же ограничиться? – раздался чей-то низкий, рокочущий голос. – Есть у меня отрок, да к тому же отрок-инок, а значит, пороков на нем не больше, чем блох на солнце! Давай, чародей, приступай!
И тощий жилистый монах, одетый в ярко-оранжевую кашью, вытолкнул вперед совсем еще молоденького монашка в дорожной черной хламиде.
– Великий наставник, – взмолился несчастный, падая на колени, – смилуйтесь, не заставляйте голову терять! Вот вернетесь вы в обитель, спросит у вас патриарх: а куда вы, преподобный Бань, дели инока Цая, что вы ответствуете отцу-вероучителю?!
Монах в кашье только расхохотался и легонько пихнул юношу в спину – заставив птицей пролететь все расстояние от передних рядов до закипающего на разложенном огне котла.
Малость опешивший Расколотая Гора заплясал вокруг монашка, истово размахивая мечом.
– Ох, и полетит головушка в кипяточек! – орал он, изрядно повторяясь и на ходу раздумывая, как выпутаться из неприятного положения. Меч сверкал в воздухе, испуганный инок жался к котлу, рыбий барабанчик и колотушка стучали не переставая – и в тот самый момент, когда Расколотая Гора окончательно прижал монашка к кострищу, попутно сыпанув в кипяток пригоршню ароматного зелья…
Пятицветная вспышка заставила всех на миг зажмуриться, а когда зрение вновь вернулось к нингоусцам, юного инока как черепаха языком слизала, а на кипящей поверхности воды плясала высушенная голова здоровенной гадюки, игриво вывалив наружу черное жало.