– Ты не будешь есть? – спросила Яни, наблюдая, как старуха продолжает мыть в огромной чашке картофель.
– Работа, – шепеляво сказала У и продолжила возиться с клубнями.
– Ладно, я тебе помогу, – кивнула Яни, подбираясь к порченой. – А то суп нагреется. Он такой холодненький, приятный.
Старая У посмотрела на Яни и нахмурилась, шлепнув себя по лицу:
– Всегда.
Девочка грустно улыбнулась:
– Угу. – Она взяла до блеска натертую чашку и погладила большой синий круг на щеке. – Это теперь не смоется. Иголкой делали. Я бы лучше хотела красный, как у Марха и Дорри. Или зеленый, как у Эллы. Мне синий не очень идет. И кожа до сих пор жжется. Я и не знала, что татуировки так больно делать, ладно хоть безногим и со шрамами их не делают. У, не грусти, я все равно принцессой не буду. Ты не переживай.
Яни запустила руки в грязную воду, выловила картофелину и принялась отмывать от песка.
– А ты знаешь, – сказала она, – я сегодня помогала Ю с младенчиками! Ой, они такие хорошенькие! Такие маленькие! Я их прямо зацеловала бы! Знаешь, когда я была маленькая, у меня тоже были братик и сестренка. Ну, только они были не порченые. И мне их даже нянчить не давали. И вообще трогать не давали… Никого. Мне поэтому все время хочется всех обнимать. Чтобы прямо косточки трещали!
Старая У ничего не ответила. От нее вообще редко больше одного слова дождешься. И попробуй догадайся, чего она под этим словом имеет в виду. Но Яни все-таки научилась ее понимать.
– Слушай, У, – девочка плюхнула клубень в таз с чистой водой, – а как вы не путаетесь между собой? На руднике целая куча и Ю, и У, и А. Ты вот старая У, про тебя сразу понятно. А другие?
– Триста тридцать девять У, – сказала старуха, облизав отвисшую губу. – Первая У – старая У, вторая У – длинная У, третий У – одноглазый У…
– И ты всех помнишь?! – поразилась Яни, чуть не выронив картошку.
– Все У, все А, все Э, все О… Все. – Старуха хлопнула себя по груди. – Семья.
– У тебя самая огромная семья из всех, какие я видела! – сказала Яни.
– Триста пятая Я – рыжая Я, – проговорила порченая и похлопала девочку по голове. – Семья.
Яни так широко улыбнулась, что аж щеки заболели.
– Старая У, слушай, раз мы теперь твоя семья, ты же и наши беды чувствуешь, да? – поняла вдруг девочка. – Уже четвертый день прошел, как мы тут. Наверное, если кого-то отправили нас допрашивать, то они должны скоро приехать. Ты что-нибудь чувствуешь? Принц нам сказал уходить с рудника, если будет опасно. Только… Только у нас Сиины нету. А младшие, конечно, научились Целью управлять и других учат, но только… Они так предсказывать не умеют, как сестра. Они говорят, что у них один большой страх и он слопал все остальные. И ничего не понятно. Старая У, а ты чувствуешь другие страхи, кроме затмения?
Порченая отодвинула оба таза, схватила какую-то доску, прислоненную к стене, и грохнула ее на пол. Девочка аж вздрогнула и, пока У копошилась позади себя, в большой корзине, разглядела на светлом дереве цифры.
– Старая У! Это же календарь, да?
Старуха поставила перед собой несколько чашечек с блестящими, мелкими, как бусины, камнями разных цветов. Яни ахнула, ей тут же захотелось проделать в них отверстия, нанизать на нитку и носить, как роскошное ожерелье. Но когда она узнала, зачем нужны камни, весь восторг ушел.
– Болезнь, – сказала У, ткнув сморщенным пальцем в синюю чашку, потом в черную. – Смерть.
Красные камни означали кровь, наказание, коричневые – несчастный случай, травму, опасность.
Порченая указала на двойку.
– Сегодня, – буркнула она, выбрала коричневый камень и положила в квадратик, обозначавший день.
Яни встрепенулась.
– Они приедут сегодня?!
Старая У покачала головой.
– Железный О. Нога. Найди большую И. Скажи.
– Ладно! – вскинулась Яни, но старуха удержала ее за руку:
– Потом.
– Но ты сказала, что железный У повредит ногу!
– Потом, – повторила старуха и продолжила раскладывать камни.
На третье число она положила черный, и у Яни холодок прошел по спине.
– Рябой Э, – сказала порченая. – Старость.
– Погоди, У! – вытаращилась на нее девочка. – Ты не просто предсказываешь беду, а еще знаешь, с кем именно и что случится?! И так с двумя тысячами людей?!
Старуха хлопнула себя по лбу, потом по груди.
– Училась, – сказала она и следующий коричневый камень положила на шестое число. – Общая беда.
– У нас у всех будут неприятности шестого числа? – побледнела Яни. – Пятого мы выйдем с рудника, если ничего не случится. А шестого… А что именно случится, старая У? Ты знаешь, что именно?
– Не боль, не кровь, – сказала порченая. – Но плохое.
А потом она взяла целую горсть черных камней и высыпала на цифру девять.
– Зенит затмения, – выдохнула Яни.
Старуха взяла еще горсть и снова высыпала, потом перевернула всю чашку.
– Большой О, красный Ы, – взялась она перечислять, но Яни схватила ее за сморщенные руки и шепнула:
– Не надо! Давай верить в хорошее, ладно? Давай верить…
Она разрыдалась, обняв старуху, и старая У тоже заплакала.
Черные камни – жертвы девятого числа – заняли почти всю доску.
* * *
Никто из порченых не пришел в храм седьмого числа. Наступил чернодень, на исходе которого Нико должен был отправиться в Падур, а люди с рудника так и не появились.
Вроде бы все сделали правильно. Продав детей, Нико поехал по торговому тракту, а потом фургон перехватил остроух, которого Кайоши отправил в помощь принцу в тот же день, когда они расстались. Это было частью плана. Остроух отдал Нико свою лошадь, а сам поехал на фургоне дальше, в город Уваль, чтобы отвести подозрение от ближайших лесов. Если спрятать повозку на обочине или в чаще, будет очевидно, что Нико не ушел далеко от Падура.
Генхард, притворяясь обычным соахским парнишкой, выдвинулся обратно в столицу, чтобы предупредить Кайоши о сделке. С Нико остались только Сиина, Астре и Рори.
Они нашли Храм Солнца еще первого числа, перед затмением, и с тех пор не покидали его. Лошадь спрятали в глубине комплекса, и она, к счастью, вела себя тихо. Паслась во внутреннем саду, подбирала спелые яблоки и не рвалась с привязи.
Нико в первые дни занялся медитациями, чтобы очистить разум и укрепить дух. И у него выходило неплохо, несмотря ни на что. Он готовился выступить перед падурцами, прокручивал в голове речь и старался опустить все лишнее.
И вот наступило седьмое число. И никто не появился. Чернодень накрыл пустой Храм на целые сутки, за которые весь настрой Нико отправился Дракону под хвост.