– Ага, подавился и задохнулся, – я заставляю себя улыбнуться.
Она нерешительно улыбается в ответ и резко меняет тему:
– А как у вас с Ноланом? Нормально?
– Вроде, – я тыльной стороной ладони вытираю пот со лба, – не знаю. Он очень расстроен.
– Из-за второго ребенка?
– Да. Ну и… как обычно. У нас мало секса, – я замолкаю, потому что мне всегда неудобно было обсуждать свою сексуальную жизнь даже с ближайшими подругами. – Именно поэтому мы с Эми говорили о неверности. Она сказала, что если человек не удовлетворен, то может начать смотреть по сторонам. Думаю, это не такая уж новаторская идея…
Эллен кивает:
– Да, наверное. Но весьма циничная.
– Да, Эми цинична. Или, по крайней мере, она реалистка. Но я не могу представить, чтобы Нолан мне изменил.
– И я не могу. Он такой хороший.
– И Энди тоже. Нам обеим повезло.
– Ага. Хэштег «#дарсвыше».
Я улыбаюсь, а Эллен смеется, потому что мы обе не любим эти тошнотворные посты в «Фейсбуке», которые мнимой религиозностью прикрывают обычное хвастовство. Минуту-другую мы идем молча, обе немного запыхались. Потом она задает следующий вопрос:
– А ты что скажешь? Что, если Льюис вернется, как Лео? Ты… согласишься?
– Наверное, нет, – отзываюсь я, хотя обрадовалась бы, будь моя дилемма настолько однозначной.
Если бы у меня был роман или я бы поддалась порыву страсти, я могла бы просто остановиться, покаяться и вернуть все на свои места, как Эллен. Или наоборот. Сделать другой выбор и изменить мужу – это тоже могло бы что-то поменять.
– Но я тебя не осуждаю, – быстро добавляю я.
– Я знаю.
– Я просто думаю, что у нас с Льюисом все закончилось, уже когда я работала в Нью-Йорке и тайком ходила смотреть на него в каком-то маленьком шоу, даже не на Бродвее, – я улыбаюсь. Раньше я никому этого не говорила.
– Ужасно было? – смеется она.
– Нет. Он был великолепен. Но при этом… не знаю…
– Слишком много о себе воображал? Вел себя высокопарно? – подсказывает она.
– Нет. Просто он немного… всего немного слишком. Он эпатажный.
– Может, он гей? – мы обе смеемся.
– Нет, – я вспоминаю невероятный секс с ним, – сомневаюсь. Но я старалась убедить себя, что он может оказаться геем. И это помогло.
Она снова смеется, и я продолжаю:
– Я скучаю не по самому Льюису, а по своим чувствам к нему.
– Может, ты скучаешь по юности? По своим двадцати?
– Может, – я пожимаю плечами, – но, вообще, не думаю. В двадцать мне пришлось нелегко.
Она кивает, зная, что я говорю о брате.
– Просто я была влюблена, и мне нравилась жизнь… Эта любовь немного заслонила мое горе… хотя бы на время. Я думала, что мы сможем сделать все, что угодно. Уехать куда-нибудь, заниматься тем, чем хочется, стать кем угодно. Передо мной были бесконечные возможности, – на несколько секунд я задерживаю дыхание, вспоминая безумные высоты чувств перед самым расставанием, – а потом он разбил мне сердце. Это было очень похоже на смерть.
– Да, с разбитыми сердцами всегда так, – говорит она. Мы уже поднялись на вершину холма и видим бейсбольную площадку. – Но все проходит. Теперь у тебя есть Нолан.
Она произносит имя Нолана таким тоном, каким можно было бы произнести слово «конец». Ну, или «все хорошо, что хорошо кончается».
– Да, – я прикусываю губу.
Я вижу вдали ту самую скамейку запасных, на которой Нолан сделал мне предложение. Это воспоминание кажется мне скорее мерзким, чем романтическим, и мне делается грустно.
– И Харпер, – говорит она.
– Да, конечно, Харпер, – порой только дочь удерживает меня от того, чтобы все бросить.
Мы идем молча, и я думаю то о Харпер, то о втором ребенке, которого я не хочу, то о последнем вопросе Эми во время нашей встречи, то о словах Эллен – дескать, рядом с Энди ее удержало истинное, глубокое, настоящее чувство, – и вдруг меня захлестывают горе и чувство вины. За то, чего у меня нет. За то, чего я не могу дать мужу.
– Мередит? – я слышу голос Эллен и понимаю, что остановилась. – Ты чего?
– Секундочку, – я присаживаюсь на каменную стенку, которая отделяет дорожку от крутого склона.
Она садится рядом, спиной к площадке. Наши плечи соприкасаются.
– Ты в порядке?
– Не знаю. Просто мне плохо. С Ноланом. В браке. Иногда я думаю, что совершила страшную ошибку, – голос у меня дрожит, перед глазами все плывет, и приходится замолчать, чтобы удержаться от слез.
Эллен берет меня за руку и пытается успокоить, говорит, что все браки сложные, запутанные, таинственные и непонятные. Что я наверняка просто путаю повседневные проблемы с серьезными проблемами в отношениях. Что это может звучать слишком просто, но иногда нужно просто любить того, кто рядом. Я знаю, что ее совет в целом верен, но в глубине души понимаю, насколько разные у нас ситуации. Она споткнулась о выбоину на дороге, а я иду по дороге, на которой не должна была оказаться. Она соврала Энди в браке, а мой брак целиком построен на лжи.
Вечером, больше двух часов просидев в темной комнате Харпер, я засыпаю на подушке рядом с ее кроваткой и просыпаюсь, услышав вибрацию телефона. Нашарив его, я вижу, что звонит Эллен.
– Привет, – шепчу я, на цыпочках выбираясь из комнаты Харпер.
– Ты одна?
– Да. Харпер укладывала, – я спускаюсь по лестнице и начинаю убирать кухню.
– А Нолан где?
– Какой-то рабочий ужин.
– Я тут думала про сегодня…
– И я. Извини, пожалуйста, я не знаю, что на меня нашло. Наверное, это гормональное. У меня месячные скоро, – я вру подруге потому, что не хочу ее нагружать своими проблемами.
– Это ты меня извини, – перебивает Эллен, – не нужно было говорить тебе, как ты должна себя чувствовать. Надеюсь, у тебя не сложилось впечатления, что мой брак идеален? Потому что это не так. Совсем не так.
– Знаю. Я и не думала, что ты хочешь это сказать.
– Хорошо. Мне иногда кажется, что каждый человек считает, будто все остальные живут в волшебной сказке. Особенно на юге. Люди слишком много из себя строят. Делают счастливое лицо и демонстрируют идеальную жизнь.
Я что-то согласно бурчу, а она продолжает:
– Я хотела сказать… Я надеюсь, что ты останешься с Ноланом, но я в любом случае поддержу тебя.
– Спасибо. Это правда круто.
– Конечно, – потом она застенчиво спрашивает, не думали ли мы про семейную терапию. – Я знаю, что ты ходишь к Эми. Но может быть, вы могли бы ходить вместе?