– Простите, мы опоздали.
Я машу ей рукой и снисходительно улыбаюсь, как ребенку, который намочил штанишки (в первом классе это все еще порой случается).
– Все в порядке, – говорю я, чувствуя, как бьется у меня сердце.
Внезапно из жалкой, брошенной бывшей я становлюсь уравновешенным, пунктуальным и снисходительным преподавателем.
Через час, закончив утомительную показуху, я объявляю, что все, у кого нет вопросов, могут идти в большой зал. После массового исхода остается всего две пары родителей: 1. Эддельманы, которые задали примерно шестьдесят процентов всех вопросов сегодня. Большинство вопросов касается только их ребенка, Мики, у которой, как мы выяснили, аллергия на орехи, аллергия на латекс, орнитофобия и склонность к носовым кровотечениям; 2. Уилл и Андреа.
Я делаю глубокий вдох и обращаюсь к Эддельманам, которые немедленно произносят трехминутный монолог о шприце с адреналином, который Мика носит с собой. Краем глаза я вижу, как Уилл и Андреа изучают шкафчик Эди. Я серьезно киваю, уверяя Эддельманов, что я привыкла иметь дело с опасными для жизни аллергиями и что родители обязательно откажутся от орехов в классе.
– Мы очень, очень осторожны, – говорю я, понимая их беспокойство, – поверьте, Мика в полной безопасности.
Эддельманы наконец успокаиваются, благодарят меня и уходят, оставляя в классе только Уилла и Андреа. Сердце у меня бьется где-то в горле.
– Привет, – я изо всех сил улыбаюсь и смотрю только на Андреа и седину в ее волосах.
У меня седины пока нет. Очко в мою пользу.
– Здравствуйте, Джози. Хотела с вами познакомиться. Я Андреа, – говорит она, улыбается и хочет пожать мне руку. И тут же передумывает, потому что руки у нее такие же влажные, как и у меня.
Я делаю вдох и говорю, что тоже очень рада познакомиться. В этот момент я понимаю, что нельзя больше отворачиваться от Уилла, и заставляю себя посмотреть ему в глаза. В груди делается больно. Он все так же идеален. Даже лучше.
– Привет, Уилл, – говорю я, – рада тебя видеть.
– Привет, Джози, – говорит он.
Я опускаю глаза и вижу, что на сине-зеленой клетчатой рубашке от «Вайнярд вайнс» расстегнуты две пуговицы. И тут же вспоминаю, какие мягкие у него волосы на груди, и как они щекотали мне кожу, когда мы занимались любовью.
– Давно не виделись, – я перевожу взгляд на логотип с китом на рубашке.
– Да, – кивает он, – как поживает твоя семья?
– Неплохо. Родители… в разводе, – я колеблюсь, – но оба счастливы. Мередит вышла замуж за Нолана и родила дочь.
Уилл кивает и говорит, что слышал об этом. Хорошо, что он не стал делать вид, будто ни разу не вспомнил обо мне за все эти годы и ничего не знает о моей жизни.
Он смотрит на Андреа и быстро объясняет:
– Нолан был лучшим другом брата Джози.
Она кивает, явно прекрасно понимая, о ком идет речь. Я одновременно тронута и встревожена. С одной стороны, как он вообще посмел рассказывать ей о моем брате, с которым даже никогда не встречался. И все-таки я чувствую, что мне было бы неприятнее, если бы Андреа вообще не слышала о Дэниеле.
– Круто, что они поженились, – Уилл переминается с ноги на ногу.
Возможно, ему приходит в голову, что выражение он выбрал так себе. Правда круто, когда два человека сходятся из-за страшной трагедии? По-моему, круто было бы, если бы Дэниел остался жив. Но он мертв.
Я решаю смилостивиться над Уиллом и быстро соглашаюсь. Я не хочу больше говорить о браке сестры и смерти брата.
На случай, если это неясно, я делаю самое невыразительное лицо. Это сложно, когда тебя раздирают эмоции, но хоть чему-то я научилась за эти годы. Во время последней ссоры Уилл назвал меня бесчувственной, и в результате я полностью замкнулась в себе.
– Мы просто хотели поздороваться, – говорит Андреа, – иначе было бы неудобно… учитывая ваше и Уилла прошлое, – она тщательно выбирает слова, – глупо не замечать очевидного.
– Да. Спасибо, – бормочу я, удивленная тем, что она оказалась милой, вежливой и даже, наверное, доброй.
– На самом деле, – продолжает Андреа, – мы даже обрадовались, когда узнали, в каком классе наша дочь. Мы слышали, что вы лучшая учительница в параллели.
– Все учителя первых классов великолепны. Но я тоже рада была узнать, что Эди в моем классе, – выходит даже не слишком похоже на ложь, потому что именно Эди заставила меня принять важное решение.
– Вы ей очень нравитесь. Она постоянно о вас говорит.
Я не готова в это поверить, но Уилл согласно кивает.
– Да. Мы слышали о твоем парне, который живет в Африке, – я достаточно хорошо знаю Уилла, чтобы различить в его голосе скептицизм. Он явно не верит в эту историю.
Я решаю, что Джек мне больше не нужен, машу рукой и говорю:
– О Джеке… Мы расстались. Вчера вечером. Ну, у него в Африке было утро, конечно.
– Ой, – искренне говорит Андреа, – очень жаль.
– Отношения на расстоянии… Это было неизбежно… Думаю, мы сможем остаться друзьями, – бормочу я, пытаясь придумать что-нибудь правдоподобное.
Андреа кивает.
– Да. Всегда приятно остаться друзьями, – она неловко смотрит на Уилла.
– Или нет, – радостно говорю я, бросая ей спасательный круг.
– Или нет, – эхом отзывается Уилл и нервно усмехается.
После встречи с Уиллом я еще несколько дней мучаюсь и жалею себя. Но потом я напоминаю себе, что важнее всего для меня материнство. Как только у меня будет ребенок, мне уже не захочется ничего менять в своем прошлом и жалеть об Уилле, потому что именно эта последовательность действий привела меня к появлению малыша. Мне просто нужно двигаться вперед.
Поэтому вечером пятницы я возвращаюсь к своим исследованиям и читаю надежный сайт доноров спермы. Я еще не ввела данные своей кредитки и не заплатила за доступ к полной базе данных. Просто хочу, так сказать, прогуляться по берегу. Читая, я задумываюсь о других женщинах, оказавшихся в той же ситуации. И о семьях, которые вынуждены обращаться к донорам, потому что у мужа плохая сперма. Это помогает мне понять, что я не одна в этой лодке. И я решаю делать по одному шагу за раз.
– Цвет глаз важен? – спрашиваю я у Гейба, пролистывая меню генетических вариантов.
– Не знаю. Для тебя важен? – он зевает.
Он валяется на диване, положив ноги на гору подушек.
– Ну, мне больше нравятся парни с карими глазами. Но я же не буду с ним встречаться. И лучше бы у моего ребенка были такие же глаза, как у меня.
– Нарцисс.
– Ничего я не нарцисс. Я имею в виду, что при прочих равных хорошо бы было, если бы она походила на меня.
– Она?