Последняя картина Сары де Вос - читать онлайн книгу. Автор: Доминик Смит cтр.№ 54

Он оглядывает фасады и зеленые изгороди, ища знамений, высматривая какой-нибудь знак космического одобрения. С возрастом его суеверность приобрела мистически-апокалиптический оттенок. В сорок с лишним он на время уверил себя, что пропажа картины спасла его от преждевременной подагры или смерти, от проклятия, настигавшего его предков по мужской линии. Когда картина нашлась, стало ясно, что теория была ошибочной. Он не только дожил до девятого десятка, но и брак его сохранился, подарив десятилетия относительного счастья или по крайней мере довольства с отдельными моментами светлой радости. И все же, несмотря на такое прямое опровержение, Марти продолжал высматривать дурные знаки. Три одинаковые цифры подряд на электронных часах означали, что весь день будет неудачным, желудь в кармане защищал от молний, а заслышав сирену «скорой помощи», надо было отвернуться, чтобы избежать тяжелой травмы. Он ни разу не убил залетевшую в дом пчелу, потому что знал, что так накличет неприятного гостя. Марти понимает иррациональность своих суеверий, как и то, что они поднимаются из слоев первобытного ила под гиппокампом, но знание это не мешает мыслям устремляться в сторону дурных примет. Так что сейчас он смотрит на лекторий и ждет знака, разрешения войти. Этим знаком становятся две девушки в ярких шарфах – они идут, держась за руки, и взволнованно обсуждают какой-то скандал. В университетские годы Марти девушки не держались за руки, но у этих такие приятные лица, такое дружеское чувство горит на их щеках, что Марти решает: он все делает правильно. Поэтому он встает и вслед за девушками входит в темную прохладу здания и дальше по начищенному паркету в аудиторию. Студенты в рваных джинсах – для Марти почти подростки – смотрят на него с удивлением. Он садится в заднем ряду и закидывает в рот таблетку антацида.

Он видит ее – впервые за сорок с лишним лет – над спинками деревянных сидений. За кафедрой она кажется совсем маленькой, волосы длинные, совершенно седые и зачесаны назад, как у женщин-ученых, архивисток и феминистских поэтесс. Ему вспоминается старинное слово «благообразие». Элли одета в темно-синих и бежевых тонах: шерстяная юбка, сапожки, медные бусы как будто из другого времени. Она обводит взглядом слушателей, наклоняется над кафедрой и, опираясь на каблук, приподнимает мысок сапога. Когда она начинает лекцию, видно, насколько это ее стихия. Она говорит о картинах Вермеера так, будто обращается к собрату-ценителю, пилигриму, ищущему разрешения загадок. Милая лекция, думает Марти. Поэтизация прохождения световых лучей. Элли что-то говорит про трони ^{39} и вымышленную личность. Очень мило.

Через два дня после встречи с Хелен в реставрационном отделе Элли читает первокурсникам лекцию о Вермеере и его приемах изображения света. Эта часть ее курса истории живописи голландского Золотого века всегда приходится на середину сиднейской осени, когда низкое солнце светит с моря на севере. В качестве домашнего задания она поручает студентам отмечать, как косые лучи ложатся в полдень на викторианские каменные фасады или как розовеет по утрам Тихий океан. Свои наблюдения они должны заносить в дневник – дневник света, – но большинство слепо к тонкостям освещения. Это как впервые заметить собственное дыхание или биение сердца. Они принимают желтовато-бурые летние оттенки сиднейского буша или теплое городское сияние зимой как должное. Так что в начале лекции Элли проецирует на экран несколько картин Вермеера и начинает рассказывать, как в них падает свет.

– В «Женщине, держащей весы» мы видим движение света. Артур Уилок ^{40} пишет, что свет льется из окна, через плотную желтую занавеску. Вы видите, как он струится по столу, омывая золото и жемчуг. В складках синей ткани прячутся тени. Свет северный, аморфный. Он мягко направляет ваш взгляд – сперва на руку женщины, которая касается стола, затем вверх по рукаву к лицу. Лицо это погружено в задумчивость, глаза опущены, ничто не отвлекает нас от весов в пальцах правой руки. Уилок говорит, женщина как будто застыла, и вы это видите. Она замерла во времени. Вермеер хочет уверить нас, что свет по-прежнему льется, мизинец женщины по-прежнему отставлен.

Элли смотрит на аудиторию, где человек шестьдесят студентов бакалавриата записывают лекцию, или шушукаются, или уткнулись в мобильные телефоны. Уже два дня ее не покидает ощущение, будто она смотрит на свою жизнь как на картину в рентгеновских лучах – нитевидные трещины и покоробленные слои, искажающие верхний слой изображения. Она видит свою личную жизнь, эпохи и эры в чужих городах с холодной медицинской отрешенностью. Все они привели к трещинам на картине, и пришло время взять на себя ответственность за эти изъяны. Вчера вечером она написала вчерне два письма с заявлением об увольнении – одно в музей, другое в университет.

Следующей она показывает «Девушку, читающую письмо». Картина сияет свинцово-оловянистой желтой.

– Мы думаем, что все платье золотистое, блестящее в свете из окна, но на самом деле свинцово-оловянистая желтая есть лишь на тех участках ткани, на которые падает свет. Серия ярких приглашений для глаза. Почти вся остальная ткань приглушена мягкими серыми оттенками. Вермеер по-своему приглашает нас мысленно довершить картину. Он не описывает, а намекает… Это мы дорисовываем образ.

Некоторые студенты кивают, кто-то задумчиво прикусывает ручку. Элли думает про новую картину Сары де Вос, ту, что с похоронной процессией. Как эта картина продлевает жизнь художницы за пределы известного и задокументированного. Если бы Элли отнеслась к Хендрику серьезнее, если бы ее эго не взыграло, она бы подробнее расспросила его, откуда взялась картина. Только сегодня утром она часа три выискивала в базе данных упоминания о похоронных сценах – их оказалось несколько, но ни одна не соответствовала новой картине. Из библиотеки Элли прошла через кампус к себе в кабинет и набрала на компьютере оба письма – одно Максу Калкинсу, другое своему завкафедрой. В обоих письмах она приводила причину своего ухода, но упоминала происшедшее как «прискорбное отступление от этических норм», а не как злонамеренную фальсификацию. «Мне было двадцать шесть, и я имела самые превратные представления о мире, в том числе о себе самой». Элли подозревает, что в этих письмах была чересчур к себе снисходительна. Мысль о двух заклеенных и подписанных конвертах в сумке возвращается каждые несколько минут. Она решила, что отправит их после того, как лично вернет подделку в Лейден и признается в ее изготовлении. Пусть это ее разорит, но она возместит музею всю сумму, потраченную на копию. Если отправить письма сейчас, Макс Калкинс больше не подпустит ее к картинам. То, что письма написаны и запечатаны, немного облегчило тяжесть на душе.