Одиссея батьки Махно - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Мосияш cтр.№ 18

— Но пущай рядом будет Нестор Иванович, — крикнули из зала.

— Ладно. Буду, — согласился Нестор. — Я отвечаю за связь с Гуляйполем и ревкомом.

Прибытию гуляйпольцев особенно радовался военком Богданов:

— Вы молодцы, что так скоро откликнулись. Надо надёжно оседлать Кичкасский мост. Мы уже установили пушки, пулемёты. Только, пожалуйста, постарайтесь миром сговориться. На той стороне едва не впритык восемнадцать эшелонов с казаками. Была б им возможность развернуться, они бы нас мигом раздавили.

— Постараемся, — хмурился Савелий Махно. — Им, чай, война тоже обрыдла.

— Нажимайте на рядовых, они всё поймут, — советовал Нестор. — Ну а с офицерами не церемоньтесь.

Перед отправкой на позицию Сава пенял Нестору:

— Моё воинство токо на вид страшное. В пулемётных лентах красуются, кинжалами, гранатами увешаны, а начнись бой — разбегутся как тараканы.

— А тебе что военком сказал: боя надо избежать. Начнёте драку, они вас мигом в Днепр спихнут. Не столько грозитесь, сколько уговаривайте. Рядовые казаки те же крестьяне, что и вы, у них война тоже в печёнках сидит.

Проводив гуляйпольцев на позицию, Нестор явился в ревком и первым делом поинтересовался:

— Как у вас тюрьма?

— Ты что имеешь в виду? — нахмурился председатель Лепик.

— Разгрузили или нет? Вот что я имею.

— Нам, брат, не до тюрьмы. С той стороны казаки нависли, от Киева гайдамаки ползут. Военком Богданов мечется, не знает где и кем дыры затыкать.

— Ты, товарищ, наверно, не сидел в ней, — разозлился Махно, повышая голос. — А я десять лет гнил. Из них почти два года, вот, в Александровской, в вашей.

— Она не моя, — огрызнулся Лепик.

— Ах, не твоя, — не успокаивался Нестор. — Значит, моя? Так? Раз я сидел, значит, моя. Да?

— Товарищ Махно, — вмешался эсер Миргородский. — Успокойся. Своих товарищей мы сразу оттуда выхватили, там осталась одна шушера да ещё Богданов кой-кого из буржуев нахватал.

— Так, давай, товарищ Махно, мы выдадим тебе мандат председателя следственной комиссии, вот и разгружай тюрьму, если сможешь.

— Смогу, — сверкнул глазами Махно. — Выписывай мандат.

К тюрьме они ехали в пролётке вместе с Миргородским, тот посвящал Махно в обстановку:

— В Александровске сейчас власть большевиков и левоэсеровского блока. Центральная Рада шлёт на нас гайдамаков, красногвардейцы дерутся с ними, а тут ещё и казаки. С севера наши идут на Киев под командованием Антонова-Овсеенко. Для Рады это страшней немцев, и Грушевский ведёт с австро-венграми переговоры о союзе. Ему край как хочется оторвать Украину от России, он готов из-за этого вступить в союз с самим чёртом.

— А говорят, был революционер, в Сибири ссылку отбывал.

— Был. А теперь вот премьер-министр Рады, отъявленный шовинист.

В кабинете начальника тюрьмы Савина Миргородский представил Махно:

— Вот, Иван Терентьевич, товарищ Махно — председатель следственной комиссии, назначен ревкомом, ему поручено разгрузить тюрьму.

— Господи, наконец-то вспомнили о нас, — взмолился Савин. — А то Керенский сажал, Рада сажала, а теперь большевики, а у меня ж тюрьма не резиновая.

— В двадцать первой сколько сейчас? — спросил Махно.

— Секундочку, — Савин заглянул в бумаги. — Двадцать две души.

— Мы там в восьмером сидели, — проворчал Нестор. — Список есть?

-— Есть, а как же. Вот, — тюремщик протянул лист. — Простите, как я понял, вы тоже тут сиде... бывали?

— Бывал, бывал, — пробормотал Нестор, углубляясь в бумагу. — Как я вижу, тут больше половины ещё Керенским да Радой посажено. Что ж это творится? После октябрьского переворота всюду открывали тюрьмы. А вы?

— Но я без приказа властей не волен. Да-с.

— В таком случае я волен. Вот мой мандат. — Нестор подал Савину бумагу. Тот внимательно прочёл её, взглянул вопросительно на Миргородского.

— Да, да, Иван Терентьевич, товарищу Махно даны полномочия. Я подтверждаю.

— Идёмте по камерам, — сказал решительно Махно.

Когда подошли к двадцать первой и открыли дверь, Нестор достал бумагу, начал громко выкрикивать:

— Васильчук!

— Я, — раздался отзыв из глубины камеры.

— Выходите с вещами.

Заключённый бледный, испуганный появился на выходе с жалким узелком.

— Вы свободны, Васильчук, можете идти. И только.

— Ой... Господи, — лепетал тот, едва сдерживая слёзы. — Значит, есть правда... Есть...

— Есть, есть. Проходи, Васильчук. Алферов?

— Я.

— Выходи с вещами, ты свободен.

— Холявко, с вещами. Да поживей.

В удивлении переглядывались Савин с Миргородским. В течение четверти часа Махно выпустил из камеры более половины арестантов. Когда воротились в кабинет, Миргородский наконец вымолвил:

— Нестор Иванович, так же нельзя. Эдак через пару дней вы опустошите тюрьму.

— Хорошо бы, — серьёзно сказал Махно. — Тогда я смог бы наконец взорвать её к чертям собачьим.

— Кха-кхмы, — поперхнулся Савин. — Как же без тюрьмы? Нельзя-с.

— Мы б вам другую работу нашли, товарищ. В одной из камер я заметил, или мне показалось, гражданина Михно.

— Да. Он у нас.

— Пожалуйста, распорядитесь, пусть его приведут сюда.

— Но учтите, он посажен, как контра.

— Я знаю без вас, кто он есть.

Когда Михно вошёл в кабинет начальника тюрьмы, за столом Савина сидел Махно.

— Садитесь, гражданин комиссар, — указал на стул Нестор. И когда тот сел, представился ему: — Я — Махно.

— Я догадываюсь, — сказал арестант.

— Некоторые считают нас почти родственниками. Смешно. Правда? — спросил Нестор, даже не улыбнувшись. — Михно-Махно.

Михно пожал плечами и промолчал, понимая, что это не главное.

— Ну так вот, гражданин комиссар, в своё время, будучи у власти, вы беспрекословно исполнили мой приказ, а именно освободили из тюрьмы нашего боевого товарища Марию Никифорову. Я отвечаю вам взаимностью. Сейчас вы будете отпущены на свободу, но... с условием.

— К-какое условие?

— Вот здесь, сейчас, вы при свидетелях дадите честное слово, что не станете никому мстить или служить нашим врагам. Вы, конечно, знаете, кого я имею в виду. Вы не станете хвататься за оружие, когда у вас будут отнимать поместье, а это вот-вот случится, время-то видите какое. У вас, надеюсь, достанет ума смириться с этим. Итак, гражданин Михно, вы согласны выйти на свободу под это честное слово?