Крушение - читать онлайн книгу. Автор: Джонатан Келлерман cтр.№ 87

Школьный коридор похож на больничный – тот, что ведет в мамину палату со стальной койкой. Раньше он никогда об этом не думал. Холодный свет, истертый пластиковый пол. Когда шагаешь, звук словно окружает тебя. Вот и теперь звук летит впереди и позади, в основном он разлетается из-под ботинок завуча, твердый стук каблуков – вот что создает его сейчас. Монах, так его зовут, половину времени работает завучем, а половину – учителем труда. Жесткий, строгий. Седой монашеский венчик вокруг голой макушки. Лео он всегда казался классным – может, потому, что в конце каждого семестра Лео оказывается в числе немногих отличников по труду. По труду и по английскому. Как-то, говоря об отметках, Монах описал ученика, у которого и руки на месте, и с трудными заданиями справляться получается, и этому ученику услышанное очень понравилось. Единственный препод, которого Лео не хочет разочаровывать. Но вот-вот основательно разочарует. Монах только что постучал в дверь класса, где шел урок физики, и попросил Лео Дувняка ненадолго выйти – его кое-кто ждет, завуч его проводит. Он знал. Знал, что один его ученик отлично распорядился и умелыми руками, и умением решать задачки, когда при помощи молотка и стамески проник в школьный буфет и стащил пятничную выручку.

Каждый новый шаг отдается эхом, за щелк следует стук, они приближаются к холлу – звуки хорошо слышны, потому что оба молчат и кругом так тихо, как бывает только в школе во время уроков.

Он встретится «кое с кем».

С полицией.

Еще утром, Лео видел, двое легавых в форме стояли возле одного из вентиляционных окошек и что-то изучали. А когда он проходил мимо в обед, сторож менял замок на двери кладовой и приспосабливал на место треснувшего косяка металлическую планку – такую не сломаешь. И еще он сообразил, что бумажка, которую Лена-Продленка прилепила на стойку, сообщает, что буфет закрыт по причине ограбления.

Но откуда им знать, что это был я?

За одним из длинных столов холла, самым дальним, сидел «кое-кто». Мужчина в сером костюме и голубом галстуке, с коричневой папкой, раскрытой на коленях. Не в форме. Лео и раньше встречал таких – вроде тех, кто расследовал поджог и посадил папу, комиссар или инспектор.

Феликс. Это он. Болтун несчастный.

– Я разговаривал с Агнетой.

Костюм протянул ему костлявую руку.

– Она сказала, что тебя можно найти здесь, в школе, хотя вас всех троих освободили от занятий. Меня зовут Пер Линд, я адвокат.

Адвокат? Мне уже и адвокат нужен?

– У меня нет денег.

– Прости?

– На адвоката.

– Об этом не думай. Мне платит государство, за то, что я представляю интересы твоего папы.

Папин адвокат? Не мой?

Значит, Феликс все-таки не сболтнул лишнего.

– Так я оставляю тебя здесь, Лео. С Пером. Чтобы вам никто не мешал. А потом тебе, наверное, лучше домой. К братьям. Тебе не обязательно ходить в школу после случившегося. На этой неделе точно не обязательно. Окей?

Лео кивнул, и Монах устукал прочь – щелк-стук, щелк-стук.

– Твой папа просил разыскать тебя.

Они были одни в большой общей комнате, каждый по свою сторону стола, за которым он на переменках играл в карты, один из многих. В «чикаго». Начали еще в седьмом классе. Сейчас здесь казалось еще безлюднее, чем ночью, когда сейф кафетерия еще не был опустошен.

– Ваш папа хочет повидаться с вами.

– С нами? Со всеми троими?

– Да. Он просил передать тебе, чтобы ты привел братьев.

– Это вряд ли. Феликс не пойдет. А Винсент так и не понял по-настоящему, что случилось.

– А ты, Лео?

Парик и сигареты. В мешке под мойкой.

– Ты сам-то хочешь? Хочешь навестить его?

И они останутся там. Потому что я обещал Феликсу.

– Знаешь, Лео, я думаю, он хочет повидаться именно с тобой. Рассказать, почему сделал то, что сделал.

– Зачем? Я видел, что он сделал. Я был там.

Адвокат Пер Линд кивнул, порылся в своей папке, словно ища что-то важное, и вскоре нашел. Упаковку жвачки.

– Хочешь?

Лео помотал головой; адвокат достал две подушечки, сунул в рот.

– Твой папа, Лео, подробно описал, что случилось, когда он приехал к вам домой. Когда он вломился в квартиру. Папа считает – это очень хорошо, что ты, Лео, оказался дома.

– Я встал между ними.

– И по-моему, именно об этом он хочет с тобой поговорить. О том, понимаешь ли ты это.

– Я ее спас.

– И если ты, Лео, хочешь услышать эти слова от него – поторопись. Потому что папу скоро переведут в другую тюрьму, в другом городе.

* * *

Здание полиции в Фалуне похоже на черную полуподкову. Снаружи. Внутри оно похоже на больницу и школу, потому что все официальные здания кажутся продолжением друг друга. Выглядят одинаково, звучат одинаково, пахнут одинаково. Там даже одинаковая температура и одинаковое, блин, атмосферное давление. Ничего не стоящее знание, отметку за него не поставят – но сегодня ему это рассказали.

Длинные светлые коридоры. Унылые двери, все куда-то ведут.

Но длинные белые халаты больницы и пиджаки и блузки школы здесь заменены другой формой. Черной. Когда его через все здание провожают в следственный изолятор, Лео понимает: тут абсолютно тихо. Ни из коридора, ни из камер, расположенных там в ряд, не доносится ни звука. Комната для свиданий, которую показал ему инспектор, тоже звукоизолированная.

Лео нравятся такие маленькие запертые пространства: там, если захочется, если понадобится, можно спрятаться, закрыться от мира.

Но – есть разница. Здесь тебя запирают снаружи, другие люди. Чтобы просто выйти пописать, надо нажать красную кнопку, инспектор специально подчеркнул это, прежде чем повернул ключ. Правила устанавливает кто-то другой, хозяин этого замкнутого пространства, а не он сам.

Тесное помещение становится по-настоящему тесным только тогда, когда не ты его выбираешь.

Лео и раньше приходилось ждать в запертых комнатах для свиданий. Дважды: когда отца посадили за поджог и когда он сидел за причинение тяжкого вреда посторонним людям, не членам семьи. Он тогда навещал отца, но в следственном изоляторе еще не бывал. Разница заметна. В следственном изоляторе темнее, больше запертых дверей. Само собой, тюрьмы окружены серой оградой, толстой и высокой бетонной стеной, но дневной свет все же проникает повсюду. А эта комната слишком маленькая, стены обшарпанные, на потолке – голые люминесцентные лампы. И поэтому здесь все по-другому. Разве что… Может, дело в том, что здесь пока еще нет осужденных? У людей надежда сильнее? А при жгучей надежде сильнее и отчаяние? Может, именно это и создает ощущение мерзости и тесноты? В тюрьме все понятно – там надо притереться и провести тягучее время.