Которое, он знал, наверняка выведет младшего брата из равновесия.
Бронкс бесцельно бродил по пустому парому – от поручня к поручню, в тепло каюты и прочь из него, легонько постукивал по спасательной шлюпке, словно чтобы убедиться, что она держится прочно, взял расписание с железной стойки, а когда на секунду скосил глаза на рубку и паромщика, то увидел ее.
Камеру видеонаблюдения.
В его детстве ничего подобного на пароме не было.
И может быть, они там – ответы, которые Сэм не захотел дать.
Бронкс съехал с парома, но сразу за шлагбаумом вышел из машины и у входа в домик дождался паромщика.
– Прошу прощения.
Он протянул удостоверение, паромщик коротко глянул на него.
– Я полицейский. Хотел бы увидеть записи с вашей камеры наблюдения.
– Записи с камеры наблюдения?
– С камеры на капитанской рубке.
– Она там… уже столько лет, и никто не просил посмотреть, что там записано.
– Значит, настала ее минута славы. Записи за последние сорок восемь часов.
Паромщик зашел в дом, Бронкс последовал за ним. К компьютеру.
– Я думаю… будет проще, если вы сами посмотрите. Даже не знаю… работает ли эта чертовка.
Бронкс устроился на стуле, нашел значок камеры на экране, щелкнул по нему, щелкнул по дате.
– А… что вы ищете?
– Пока не знаю. Скорее, я ищу что-то, чего здесь не должно быть.
– Не понял.
– И пожалуйста, никому не рассказывайте, что я был здесь.
Изображения с камеры наблюдения были самыми обычными. Дерганые, мутноватые, тусклые, без звука. Внизу шла временная шкала. Бронкс мышкой поймал понедельник, потянул стрелкой.
Шестьдесят четыре рейса. Машин больше, чем обычно. Это ясно, если посмотреть на кадры в правом поле картинки.
Бронкс искал то, чего не хотел найти: что Сэм покидал остров в тот день. Так что он пропускал машины, прибывшие на переправу до 13 часов. Небольшие легковые машины, вроде «тойоты», сногсшибательно новой. Водителя нелегко было разглядеть за слегка тонированными стеклами. Паром прошел половину пути, две с половиной минуты. И тут водительская дверца открылась. Какой-то мужчина вылез из машины, подошел к перилам и уставился вниз, на воду.
И тогда Бронкс увидел.
Он.
Лео Дувняк. Который стоял там, на пути к дому детства Джона Бронкса.
Дурнота. Никогда еще она не бывала такой сильной, не сидела так глубоко, не вонзалась так остро. Пока он пытался найти приемлемые объяснения. Что это не особенно странно. Двое бывших заключенных, которые много времени провели вместе, нашли друг друга, выстроили дружбу, какая возможна при вынужденной изоляции. И что странного в том, что они захотели встретиться в первый же день, теперь уже свободными людьми?
– Эй?
Паромщик похлопал его по плечу, вгляделся попристальнее.
– Я вас узнал.
– Да? Я тут проезжал. Час назад.
– Нет, не то. Я вас узнал. Вы тогда были мальчиком. Вы… брат Сэма. Младший. Джон, да?
– Джон.
– Я читал про вас. Но не был уверен, что это вы.
Ограбление века. Сто три миллиона.
– Гм.
– И вы их взяли?
– Н-ну…
– Так вы… не сменили фамилию?
– Нет.
– Ларсон – откуда эта фамилия?
– Вы много спрашиваете.
– Иначе ничего не узнаешь.
– Мамина. Девичья. Он взял эту фамилию в день совершеннолетия.
– Я помню, как у вас было. Сущий ад.
Бронкс продолжал двигать стрелку курсора вперед. До переправы в 14.00, назад на материк. Снова увидел машину, припаркованную носом в другую сторону, посреди парома. Лео Дувняка хорошо было видно через лобовое стекло.
Потом ничего с паромом в 14.30 – ни на остров, ни назад.
А после… То, чего он не хотел видеть. Сэм. Сэм покинул остров на пятнадцатичасовом пароме.
Бронкс встал и торопливо вышел из домика, к усилившемуся ветру и чайкам, кричавшим еще громче.
Он склонился над опущенным шлагбаумом, посмотрел на остров.
Напуганный и злой одновременно.
И его вырвало. В воду.
Так выглядело воспоминание.
– Вам плохо?
Паромщик стоял в дверном проеме. Бронкс слабо мотнул головой, сделал несколько медленных вдохов-выдохов и вернулся в домик, стал смотреть дальше. Согласно цифрам в правом поле накануне вечером было перевезено еще тридцать четыре автомобиля.
– Так вы, значит, стали полицейским?
Паромщик придвинулся ближе, словно тревожился и хотел убедиться, что гостю не нужно снова выскакивать на улицу.
– Вы и правда пошли разными путями. Один сел в тюрьму. А работа другого – сажать туда.
Страх и злость, которые на самом деле были одним и тем же чувством, посетили его трижды.
В 19.00, когда Сэм вернулся на остров.
В 20.00, когда Лео вернулся на остров.
В 22.00, когда Лео уехал с острова, предпоследним рейсом.
Бронкс, поблагодарив паромщика за помощь, рассмотрел день из жизни двух мужчин, и увиденное полностью состыковалось с вооруженным ограблением, совершенным в часе пути отсюда.
Теперь он знал наверняка.
До этой минуты у него не было доказательств. Тот факт, что оба сидели в одном отделении с недавно застреленным грабителем, а потом примерно в одно и то же время, чтобы подготовиться и осуществить ограбление инкассаторской машины, прибыли и убыли на желтом пароме, не примут в суде.
Но он все равно знал. Это была интуиция, столь презираемая Элисой, и Бронксу вполне хватало этого чувства.
Сэм, черт тебя возьми, что же ты натворил?
Да еще… вместе с ним?
* * *
На полу в прихожей Лео насчитал двадцать семь рекламных брошюр и бесплатных газет, скопившихся за две недели. Конверт с окошечком, лежащий посреди нерассортированной почтовой кучи, кажется, содержал извещения о квартплате и был адресован Фредрику Сёдербергу, для Ларссона. Одна из квартир, входивших в предприятие Сулло – временные жилища для людей, которым понадобилось на несколько дней залечь на дно.
Он поставил спортивные сумки на коврик в прихожей – «пуму» с только что реализованным виш-листом и ярко-красную «адидас», которую ему чуть раньше передал албанский киллер в вытянутых тренировочных штанах. Ноутбук, стоивший сто тысяч крон, лежал на дне сумки; Лео поставил его на разделочный стол в кухне и вписал то, что стоило еще пятьдесят тысяч крон. По десять тысяч за букву. Полицейский, прежний владелец компьютера, явно был весельчак или любитель кроссвордов. Пароль читался как S-M-A-R-T наоборот- T-R-A-M-S
[2].