Века перемен. События, люди, явления: какому столетию досталось больше всего? - читать онлайн книгу. Автор: Ян Мортимер cтр.№ 51

В XVI в. полно всем известных имен. Леонардо да Винчи написал самую знаменитую в мире картину, «Мону Лизу», в 1503 г. Через год Микеланджело создал «Давида», самую известную в мире скульптуру. Мы уже встречались с Магелланом, Кортесом, Коперником, Эразмом, Браге, Бэконом и Везалием, но еще это был век Нострадамуса, Макиавелли и Парацельса. Галилей и Шекспир родились в 1564 г. и, соответственно, прожили первые 36 лет своей жизни в этом веке. Но, хотя четыре из пяти описанных выше изменений нельзя свести только к одному человеку, пятое – все-таки можно. Раскол церкви прочно связан с именем Мартина Лютера. Более того, Лютер не просто запустил Реформацию: он непосредственно влиял на нее своими проповедями, гимнами, переводами, богословскими трудами и перепиской – а также личным примером; в частности, он стал одним из первых священников, кто женился и создал семью. Он был не единственным протестантским реформатором, но трудно сказать, могли ли идеи других стать такими же ясными, здравыми и всеобъемлющими, чтобы увлечь за собой значительную часть населения. Еще более сомнительно, что другие реформаторы смогли бы увлечь своими идеями столько светских правителей. Можно со всей определенностью сказать, что поступок Лютера в 1517 г. привел к самому драматичному религиозному перевороту за последнюю тысячу лет. По этой причине он заслуживает звания главного агента изменений в XVI в.

Семнадцатый век представляет собой огромный парадокс. С одной стороны, это было худшее время для жизни со времен Черной Смерти. Голод убил миллионы людей. Многие страны раздирали внутренние конфликты. В некоторых регионах Германии смертность во время Тридцатилетней войны превысила 50 процентов. Франция потеряла миллион человек за время Фронды 1648–1653 гг. В Англии в 1643–1651 гг. бушевала гражданская война. Несколько стран вели между собой ожесточенные конфликты на море и на суше. Тем не менее, несмотря на все войны и разрушения, большинство европейских стран сейчас считают этот период своим золотым веком. Испанский золотой век начался с окончания Реконкисты (1492), и считается, что продлился вплоть до окончания Тридцатилетней войны в 1648 г. В Англии период между победой над Непобедимой армадой (1588) и смертью Шекспира (1616) тоже нередко называют золотым веком. Голландский и французский золотой век примерно совпадают с семнадцатым столетием. Во всех этих странах появились шедевры науки и искусства. Во Франции – Версальский дворец, картины Пуссена и Клода Лоррена, пьесы Мольера. Испания может похвастаться картинами Веласкеса, Мурильо и Эль Греко и литературными произведениями Сервантеса и Лопе де Веги. В Нидерландах мы находим Рембрандта, Франса Халса и Вермеера, а также множество жанровых художников. Рим пережил расцвет барокко, а Караваджо создал свои шедевры светотени. Это странное сочетание глобального кризиса и культурного процветания сразу напоминает о знаменитой фразе Орсона Уэллса из фильма «Третий человек»: «Когда Италией тридцать лет правили Борджиа, там были сплошные войны, террор, убийства и кровопролития, но при этом у них были Леонардо, Микеланджело и эпоха Возрождения. В Швейцарии царили братская любовь, пятьсот лет демократии и мира – и что они за это время создали? Часы с кукушкой». На самом деле, конечно, в Швейцарии не было никаких «пятисот лет демократии и мира», но вот идея Уэллса о прямой связи войн с культурными достижениями вполне применима к XVII в.

Возможно, мы поймем этот парадокс, если поразмыслим о контексте трудностей. Зажиточные граждане, конечно, жили в домах с печными трубами, застекленными окнами и удобной мебелью и, скорее всего, питались получше, чем недокормленные предки, но ожидаемая продолжительность жизни при рождении в Париже конца XVII в. составляла всего 23 года. Если вы были сыном женевского буржуа, то могли ожидать, что проживете 30 лет, а если дочерью – 35. Ожидаемая продолжительность жизни при рождении в Англии в среднем почти не менялась, составляя 30 лет – правда, были перепады с 24,7 в особенно плохой год (1650) до 35,3 в особенно хороший (1605). Это куда более низкий показатель, чем в предыдущем веке, когда ожидаемая продолжительность жизни иногда превышала 40 лет и очень редко падала ниже 30 ^[97].

Фундаментальным фактором, ставшим причиной этой мрачной ситуации, стало изменение климата. Последние 40 лет историки называют XVII в. «малым ледниковым периодом», но лишь недавно воздействие погоды оценили по-настоящему. Как мы видели по XII в., падение среднегодовой температуры на 0,5 °C приводило к тому, что первые и последние заморозки случались соответственно на десять дней раньше и позже обычного, уничтожая весь урожай ^[98]. Риск последовательных неурожаев значительно вырастает даже при небольшом падении температуры, особенно на большой высоте. Кроме того, сильный дождь мог тоже повредить урожай, уменьшив его на треть, а то и наполовину. Как мы видели в главе о XIV в. крестьянину не обязательно было терять урожай полностью, чтобы лишиться возможности продать что-то на рынке: достаточно урожайности всего 3:1 вместо 5:1, чтобы остаться без излишков. А в чем была причина – недостатке азота в слишком активно возделываемой земле или холодном и дождливом лете, – в общем-то, неважно: если крестьянину нужно 70 процентов урожая, чтобы прокормить себя, семью и домашних животных, а также отложить зерно на посев для следующего года, то одного-единственного урожая на 30 процентов меньше обычного достаточно, чтобы ему больше нечего было продавать. Началась цепная реакция. Людям в ближайшем торговом городе стало не хватать зерна. Цена на хлеб повысилась – люди конкурировали между собой за уменьшающиеся запасы. А поскольку им приходилось больше тратиться на еду, оставалось меньше денег на необязательные вещи вроде предметов интерьера, инструментов и украшений. После падения спроса на эти вещи производившие их ремесленники стали меньше зарабатывать – а им-то как раз нужно было больше средств, чтобы тратить их на еду. В конце концов люди, находившиеся в самом низу пищевой цепочки, слабели, заболевали и умирали. И это последствия всего одного плохого урожая, половина которого погибла. Соответственно, последовательные неурожаи убивали тысячи людей, в том числе крестьян и их семьи, которым уже нечего было ни сажать, ни есть. Даже без суровых заморозков среднегодовое падение летних температур на 2 °C могло уничтожить от 30 до 50 процентов урожая – а именно это и произошло в Северной Европе в 1640-х гг. ^[99].

Последствия плохой погоды были ужасны. Французский историк в 1637 г. объявил, что «потомки нам не поверят: люди ели садовые и полевые растения, даже искали трупы животных. Дороги были усыпаны мертвецами… Наконец дело дошло до каннибализма». К сожалению, писатель оказался неправ: потомки ему очень даже поверили. Наблюдатель из Сент-Кентена писал в 1651 г.: «Из 450 больных, кому горожане были не в силах помочь, 200 были изгнаны [из города], и мы видели, как они умирают один за другим, лежа на обочине…» Через десять лет после этого другой француз написал, что «волчий корм стал пищей для христиан, ибо если они находят лошадей, ослов и другую падаль, то пожирают гниющее мясо» ^[100]. В 1692 г. во Франции случилась особенно суровая зима, за которой последовал Великий голод 1693–1694 гг.; умерло примерно 1,3 миллиона человек из общего населения в 22 миллиона. Зима 1695–1696 гг. убила 10 процентов норвежцев и около 15 процентов шотландцев. В 1696–1697 гг. от голода умерла треть населения Финляндии и десятая часть шведов.