Когда же, дернувшись всем телом, к нему стал поворачиваться и отец, парень пулей вылетел с кухни, зажимая рот рукой, чтобы не заорать. Глотая слезы страха и беспомощности, он заперся в комнате и стал лихорадочно одеваться и швырять в рюкзак вещи, которые могли пригодиться. Когда Волкогонов натягивал джинсы, его что-то кольнуло в ногу — угол иридиевой платы, которую он так и таскал в кармане, все еще не придумав, куда ее пристроить. Чертыхнувшись, он застегнул брюки и прислушался: слава богу, в коридоре не было слышно никакого движения.
Роман еще раз пробежался по своей комнате быстрым взглядом и задержался на мониторе, где вместо обоев у него стояла фотография смеющейся Юли (успел щелкнуть ее на телефон после факультатива). Следуя внутреннему голосу, отправил ее на печать, радуясь, что родители подарили ему цветной принтер. Родители… У парня сжалось все внутри, а душу заполнил ужас вперемешку с ледяной яростью. Как?! Как эта дрянь позволила себе тронуть его маму с папой? Как только ее липкие щупальца… Откромсаю их все!!! Каждое по отдельности, чтоб эта сволочь осознала, что значит боль. Еще никогда в жизни Роману так не хотелось причинить кому-то страдания. Но теперь он со всей ясностью осознал, что представляет собой ненависть: когда доберется до этого проклятого паразита, его уже ничего не остановит.
Вытащив отпечатанный снимок Юли, сунул его в нагрудный карман, взял рюкзак, еще раз прислушался к звукам квартиры и, не услышав ничего подозрительного, тихо пересек коридор и вышел в парадное.
Но выбравшись на улицу, вместо облегчения Волкогонов испытал еще больший шок: город превратился в чудовищную пародию на нормальную жизнь. Взгляд на обложенное тяжеленными тучами небо позволил заметить, что теперь они уже не просто имеют зеленоватый оттенок — тучи стали походить на комья зеленого пластилина. А вода льется вниз непрерывными струями, больше похожими на стеклянные трубки, — и некоторые из этих трубок подсоединяются к людям, впиваясь им в затылки. Судорожно натянув капюшон куртки, Роман осторожно покрутил головой, все еще стоя под козырьком своего подъезда.
Прохожие не обращали на него внимания, со странной судорожностью передвигаясь по мокрым улицам. Они безучастно смотрели перед собой, а при каждом шаге их тела подпрыгивали, будто кто-то дергал их за нитки. Руки болтались в разные стороны, затылки уже знакомым образом приподнимались вслед за подсоединенными к ним трубочками. При виде этих струй-трубок Волкогонову начало казаться, что он видит, как по ним утекают вверх все мысли и эмоции людей, превращая их в пустые бездушные оболочки. Город вокруг старшеклассника наполнился пластилиновыми марионетками, из которых кто-то выкачивает через гигантский насос все человеческое.
Роман никак не мог заставить себя сдвинуться с места, хотя времени на колебания уже явно не осталось. Тело словно приросло к месту и не желало повиноваться хозяину. Он не смог пошевелиться, даже когда проходящая мимо молодая женщина в сиреневом плаще внезапно оторвалась от земли и повисла в нескольких сантиметрах от асфальта. Ее ноги чуть-чуть подергивались, словно от судорог, и это зрелище чуть не вырубило шестнадцатилетнего мальчишку окончательно. От обморока его спасло только то, что, качнувшись от внезапного приступа слабости, Роман прислонился к двери парадного, и его снова кольнул угол иридиевой платы. Боль вернула ощущение реальности и помогла справиться с дурнотой.
Когда власть над телом вернулась, а мысли слегка прояснились, парень отметил, что повисшая женщина-марионетка дергается с определенными интервалами. Ее судороги были ритмичными, будто и правда вверху неведомый насос качает из нее жизненную энергию.
Не в силах больше смотреть на это, Волкогонов заставил себя выйти из-под козырька и двинулся в сторону школы, прилагая усилия, чтобы не выделяться из общей вялой толпы. Проще говоря, чтобы с воплем не рвануть со всех ног.
За его спиной что-то тихо шлепнуло. Непроизвольно оглянувшись на звук, парень увидел, что «сиреневая женщина» снова стоит на земле. Через мгновение она как ни в чем не бывало сделала первый дергано-неуклюжий шаг, и Роман отвернулся, больно прикусив губу: закатившиеся глаза куклы «смотрели» прямо на него.
Парень быстро шел по знакомым улицам, безотчетно нащупывая фотографию Юли в кармане рубашки. Вынув снимок, он посмотрел на него и почувствовал огромное облегчение. Но по глянцевой бумаге тут же забарабанили водяные струи. Чертыхнувшись, Волкогонов на ходу снял рюкзак и сунул туда фотографию, а заодно и иридиевую плату из кармана джинсов — мало ли, вдруг испортится, если промокнет.
Закинув рюкзак за спину, Роман ощутил — вокруг что-то изменилось. Он посмотрел по сторонам и обомлел: окружающий мир снова стал прежним: люди спешили по своим делам, переговаривались, толпились на остановках, но, самое главное, выглядели совершенно нормальными. С неба лил обычный, надоевший до зубовного скрежета дождь. И никаких тебе трубок, пластилиновых туч и марионеток. Парень застыл на месте, не веря своим глазам. Мимо него прошла дама в сиреневом плаще, оживленно разговаривая по телефону.
«Что происходит? Я схожу с ума?» — в ужасе подумал Волкогонов и в тот же миг ощутил, как что-то проникает в мозг и мягкие щупальца начинают копаться в его мыслях.
Глава 18
Люди нелогичны.
У них, в отличие от неживых существ, есть не только определенный объем информации, но и эмоции.
Я почерпнул это слово из библиотек знаний, однако что же это такое — мне непонятно. Пережить, просуществовать эту категорию у меня не получается.
Как я понимаю, эмоции мешают людям жить без страданий. Они несчастливы (тоже непонятное мне определение, излишне человеческое, эмоциональное).
Я уже умею превращаться во все стихии, это намного проще, чем я думал.
Получится ли у меня перестроить вселенную?
Пока нет, я слишком мал.
Хотя я покрываю весь потолок школы, я стал почти каждым человеком, входящим в нее.
Есть исключения, и я должен справиться с ними.
А потом — стать городом.
Сердце уходило в пятки с каждым шагом, и временами Роману начинало казаться, что он вообще его не ощущает — только зияющую пустотой дыру в груди, откуда тянет обжигающим холодом. От страха было сложно сказать, почему он продолжает идти вперед и как ему это удается: тело жило отдельной жизнью и почти не повиновалось хозяину.
Неподалеку от кабинета химии коридор казался пустым, но отовсюду исходили едва ощутимые вибрации, от них начинало подташнивать, а думать приходилось, прилагая все больше усилий. Волкогонов механически переставлял ноги, напряженно прислушиваясь к тому, что происходило внутри. В голову с утроенной силой стали проникать осклизлые щупальца паразита, ввинчиваясь внутрь, просматривая и пробуя на вкус каждую мысль, стремясь изменить, подчинить, высосать любую эмоцию, любой смысл, любой внутренний порыв.
Неустанно следя за тем, что происходит в его собственных мозгах, Роман понял, что «манипуляторы» паразита имеют две конфигурации: одни разведывают, сортируют, оценивают найденный «материал», а вторые высасывают все, что заинтересовало. Именно такие «трубки» парень уже неоднократно видел в действии. А сейчас, похоже, ему предстояло почувствовать их действие на себе. Но Волкогонов не собирался так легко сдаваться — у него было по крайней мере два «островка безопасности»: иридиевая плата, которая каким-то неведомым образом ослабляла воздействие существа, и Юля.