Вася смотрела на птицу и зимнего короля без слов.
— Это возможно? — прошептала она. В горле пересохло.
— Может быть, — сказал Морозко и повернулся к брату.
* * *
Она не могла смотреть. Не могла слушать. Она ушла от них, почти боясь надеяться после горя. Она не могла видеть их успех, а тем более — поражение.
Копыта тихо застучали за ней, а она не обернулась. И мягкий нос коснулся ее щеки.
Вася повернула голову.
И смотрела, не могла поверить. Она не могла двигаться, не могла говорить. Казалось, слово или движение разрушат иллюзию, оставив ее одинокой. Она упивалась зрелищем, его гнедая шерстка была черной в темноте, на голове была звезда, а темные глаза были теплыми. Она знала его. Она любила его.
— Соловей, — прошептала Вася.
«Я спал, — сказал конь. — Но те двое — Медведь и зимний король — разбудили меня. Я скучал по тебе».
Ее сердце разрывалось от усталости и радости. Вася обвила руками шею коня и заплакала. Он не был призраком. Он был живым, теплым, пах собой, и его грива была до боли знакомой под ее щекой.
«Я тебя больше не брошу», — сказал конь и повернул голову, чтобы понюхать ее.
— Я так скучала, — сказала она Соловью, горячие слезы лились в его гриву.
«Уверен в этом, — Соловей тряхнул гривой, выглядя величаво. — Но теперь я тут. Ты стала хранительницей озера? Там долго не было госпожи. Я рад, что это ты. Но тебе нужен был я. Было бы лучше со мной».
— Уверена в этом, — сказала Вася, издав звук, похожий на смех.
* * *
Пальцы запутались в гриве коня, она прильнула к теплому плечу коня и едва слышала Медведя:
— Это трогательно, но мне пора уходить. Нужно повидать мир, и она обещала мне свободу, брат, — последнее он сказал Морозко с опаской. Вася открыла глаза и увидела, что зимний король с подозрением смотрел на близнеца.
— Ты все еще привязан ко мне, — сказала Вася Медведю. — И ты обещал. Мертвые не встанут.
— Люди создают достаточно хаоса без меня, — сказал Медведь. — Я просто буду наслаждаться этим. Может, порой вызывать у людей кошмары.
— Если сделаешь хуже, — сказала Вася, — черти мне скажут, — она показала запястья в золоте, угрожая и обещая.
— Хуже не будет.
— Я вызову тебя снова, — сказала она. — Если будет необходимость.
— Возможно, — сказал он, — я даже отвечу, — он поклонился, а потом ушел, быстро пропал в полумраке.
* * *
Поле боя было пустым. Взошла луна за облаками. Поле сковал иней. Мертвые люди и лошади лежали с открытыми глазами, живые двигались среди них в свете факелов, искали мертвых друзей или воровали, что могли.
Вася отвела взгляд.
Черти уже уходили в леса и ручьи, помня обещание Дмитрия, Сергея и Васи.
«Мы можем делить эту землю. Землю, что мы сохранили».
Осталось три черта. Одним был Морозко, стоял тихо. Второй была женщина, чьи бледные волосы ниспадали на тьму кожи. Третьим был маленький дух — гриб, сияющий болезненно — зеленым светом во мраке.
Вася поклонилась деду Грибу и Полуночнице, серьезная, с прямыми плечами, хоть знала, что ее лицо опухло и покрылось пятнами, как у ребенка, от горя и болезненной радости.
— Друзья, — сказала она. — Вы вернулись
— Ты победила, — ответила Полуночница. — Мы — свидетели. Вы выполнили обещания. Мы — ваши. А я пришла сказать, что старушка… рада.
Вася смогла лишь кивнуть. Какое ей дело до обещаний, выполненных или нет? Цена была слишком высока. Но она облизнула губы и сказала:
— Скажи… моей прабабушке, что я приду к ней в Полночь, если она позволит. Мне нужно многому учиться. И спасибо. Обоим. За веру. И уроки.
— Не сегодня, — сказал дед Гриб высоким голосом. — Ты ничего не выучишь сегодня. Поищи что — нибудь чистое, — он мрачно посмотрел на Морозко. — Вы явно знаете хорошее место, зимний король. Даже если в вашем царстве слишком холодно для грибов.
— Я знаю место, — сказал Морозко.
— Увидимся у озера в свете луны, — сказала Вася деду Грибу и Полуночнице.
— Мы подождем тебя там, — сказала Полуночница, а потом они с дедом Грибом пропали так же внезапно, как и появились.
Вася прислонилась к плечу Соловья, горе и радость наполняли ее в равной степени. Морозко сложил ладони.
— Идем, — сказал он. — Наконец — то.
Без слов Вася опустила ногу на его ладони, и он подбросил ее на спину Соловья. Она не знала, куда они шли, кроме того, что подсказывала ей душа. Прочь от звука и запаха, роскоши и нищеты.
Соловей мягко нес ее, выгнув спину, и Пожара, сияя во тьме, согревала их обоих.
Они добрались до небольшого холма. Все поле боя в крови лежало у их ног. Вася спешилась и прошла к Пожаре.
— Спасибо, милая, — сказала она. — Ты теперь улетишь, как и мечтала?
Пожара подняла голову, ее ноздри раздувались, словно пробовали ветер. Но потом она склонила золотую голову и коснулась губами волос Васи.
«Я буду у озера, когда ты вернешься, — сказала она. — Приготовь для меня теплое место в бури. И вычесывай мне гриву».
Вася улыбнулась.
— Так и сделаю, — сказала она.
Пожара чуть отвела уши назад.
«Не бросай озеро. Ему всегда нужен хранитель».
— Я буду охранять его, — сказала Вася. — И я присмотрю за своей семьей. И буду ездить по миру, по временам года, побываю в дальних странах. Этого хватит на одну жизнь, — она сделала паузу. — Спасибо, — добавила она. — Я благодарна сильнее, чем могу выразить.
Она отошла.
Лошадь вскинула голову, огоньки мелькнули на ее гриве. Она повернула ухо к Соловью, может, с долей кокетства. Он тихо заворчал на нее. А потом лошадь встала на дыбы, развернулись крылья, что были ярче бледного утреннего солнца, растопили все снежинки, бросили тени на кружащийся снег. А потом взлетела роскошная жар — птица. Люди, что смотрели издалека, позже рассказывали друг другу, что видели комету — знак Божьего благословения — летящую между небом и землей.
Вася провожала Пожару взглядом, глядя на вспышку света, и опустила взгляд, лишь когда Соловей ткнулся носом в ее спину. Вася уткнулась лицом в гриву коня, вдыхала его успокаивающий запах. От него не пахло дымом, как от Пожары. Она даже смогла на миг забыть запах грязи, крови, огня и железа.
Прохлада на ее спине, и Вася подняла голову и обернулась.
Морозко был с грязью под ногтями, на щеке была полоска сажи. Белая лошадь за ним выглядела уставшей, как он, она опустила гордую голову. Она коснулась носом Соловья, своего жеребенка.