Биологическая война. Введение в эпидемиологию искусственных эпидемических процессов и биологических поражений - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Супотницкий cтр.№ 39

Уже результаты этих опытов должны были вызвать у апологетов БО осторожное отношение к возможности его боевого применения. Однако все вышло «с точностью до наоборот». На протяжении 1930-х гг. они использовались «заинтересованными сторонами» в качестве противовеса «немецкой аргументации». Например, мне встречалось такое утверждение: «Заявления германских ученых о неосуществимости преднамеренного заражения вирулентной культурой лабораторного производства можно считать сильно скомпрометированными в свете работ, опубликованных проф. Trillat. Последний, как известно, добивался заражения и смерти подопытных животных в результате ингаляции 24-часовой культуры куриной холеры» (цит. по Дробинскому И. Р., 1940).

Для большей убедительности возможности создания БО, «притягивались» результаты одних эпидемиологических наблюдений, «упускались» результаты других. В качестве доказательства возможности распыленных во влажном воздухе чумных бактерий вызывать масштабную чуму, приводился пример появления вспышек легочной чумы в Маньчжурии (1910–1911) как явления, возможного именно в холодные месяцы года. Однако игнорировалось то обстоятельство, что, поддерживавшаяся среди китайского населения Владивостока (1921) на протяжении всех летних месяцев, легочная чума пришла к своему завершению с началом осени.

В обоснование возможности бактериологической войны приводились примеры аэрогенных заражений персонала бактериологических лабораторий. Отсюда делался однозначный вывод: «Если заражение происходит даже в лабораторных условиях, где принимаются специальные меры защиты, то в естественных же условиях заражение может произойти еще легче, ибо о нем не всегда могут вовремя знать, и соответственные защитные меры могут не быть своевременно приняты» (Дробинский И. Р., 1940).

И. Р. Дробинский (1940), заканчивая свою работу, приводит мнение английского ученого A. Rochaix (1935): «Следует считать, что в определенных случаях при известных условиях, и особенно при условиях, могущих встретиться в военное время, — вдыхание бактериального тумана может вызвать появление опаснейших инфекционных заболеваний: чумы, бруцеллеза, туляремии, пневмонии, гриппа, сапа, сибирской язвы, цереброспинального эпидемического менингита, дифтерии. Кроме этого, для заражения воздуха могут также служить малоизученные возбудители, например, бациллы Whitmore'а — возбудителя мелиоидоза, или тропического сапа. Итак, распыление патогенных культур в воздухе не встречает особых трудностей, а заражение человека может, к сожалению, в ряде случаев при этом произойти». Зарождающаяся военная аэробиология сразу же сулила новому оружию самые заманчивые перспективы.

В эти годы появились работы по эпидемиологии аэрогенной инфекции. В 1934 г. W. F. Wells выдвинул концепцию капельного ядра, поколебавшую доминирующее положение концепции контактной инфекции. Он показал, что благодаря капельным ядрам, содержащим микроорганизмы, происходит распространение кори, гриппа, дифтерии и некоторых других инфекционных болезней. Он начал проверять свои идеи путем установки источников УФ-излучения в школах Филадельфии, но вскоре, после нескольких неудачных экспериментов, интерес к его работам снизился. Возрождение интереса к эпидемиологии аэрогенной инфекции произошло уже после Второй мировой войны (см. разд. 1.9).

Повышение вирулентности бактерий. Повышенная вирулентность бактерий военными бактериологами начала 1930-х гг. увязывалась с потенциальной возможностью контактной передачи вызываемых ими болезней и способностью преодолевать специфический иммунитет. Flick (1927) утверждал следующее: «Задачей государств, готовящих этот способ войны, является усиление вирулентности культур, применение симбионтов с резко усиленной вирулентностью и разработка способов иммунизации войск и населения против всех этих бактерий».

Британский ученый К. Сталлибрасс (1936) подчеркивал, что усиление вирулентности микроба для данного животного можно добиться, пассируя его через это животное, но его вирулентность не увеличивается для других животных. Он объяснял это явление необходимостью приспособления микроба к росту в особых условиях, предоставляемых модельным животным. Сам процесс пассирования бактерий на животных Сталлибрасс рассматривал как «обратный в отношении длительного культивирования на искусственных питательных средах, но он происходит быстрее, вероятно, в результате большей гибели бактерий в теле животного, чем in vitro, и отсюда большей строгости отбора».

В те годы усиление вирулентности отдельных бактерий добивались и при их выращивании в целлулоидных мешочках, помещенных в брюшную полость животного или при культивировании микроба на среде, содержащей сыворотку или кровь того животного, в отношении которого желательно повышение его вирулентности.

Вирулентность микроорганизмов, пригодных для использования в целях бактериологической войны, подвергалась очень внимательному изучению. Например, Комбиеско (Gombiesco, 1928) нашел, что исходно вирулентные палочки возбудителя сибирской язвы, которые давно не «проводились» через животное, лишены капсул, не вирулентны и легко поглощаются фагоцитами. Однако если те же микробы поместить в стеклянные капилляры (закупоренные проницаемой пробкой) и ввести последние в брюшную полость морской свинки, то бациллы становятся резистентными — «анимализируются» и образуют капсулы. Эти «капсулированные» микробы не поглощаются фагоцитами восприимчивых животных и вызывают септический процесс у экспериментального животного в течение нескольких часов.

Таким образом, к началу 1930-х гг. разработчикам БО были известны различные способы повышения вирулентности бактерий. Причем некоторые из них не могли быть осуществлены без экспериментов на приматах.

Технологии и устройства для производства и длительного хранения микроорганизмов в жизнеспособном состоянии. В вопросе производства бактерий у апологетов бактериологической войны 1930-х гг. вообще не возникало никаких опасений. Бактерии рассматривались ими в качестве контагия и, следовательно, их для войны не требовалось много. Так, Romieu (1934) отмечал: «Приготовление (разведение) бактерий в большом количестве во многих случаях не является трудной задачей и требует весьма немного времени. Некоторые виды бактерий могут быть приготовлены в одной единственной лаборатории в кратчайший срок в количестве до 100 млрд единиц. Их массовое приготовление не требует ни сложных установок, ни крупных заводов».

Легкомысленные рассуждения об «одной единственной лаборатории», способной создать БО, можно прочитать и сегодня, особенно когда речь идет о БО Саддама Хусейна. Действительно, если разделить эти миллиарды бактерий на одну инфицирующую дозу, например, для возбудителя чумы для человека она составляет от 100 до 3000 клеток (см. разд. 3.2), то теоретически уже этим количеством бактерий можно убить миллионы человек. Но реально 100 млрд любых бактерий (если кто хочет подержать их в руках) — это то их количество, которое вмещается в объеме одной таблетки брюшнотифозной, холерной, дизентерийной вакцин того времени, предназначенных для энтеральной иммунизации.

В 1930-х гг. технологии глубинного культивирования бактерий в условиях аэрации, способные обеспечить наработку микроорганизмов в количествах, достаточных для ведения масштабной биологической войны, находились в «зачаточном состоянии». Производственная деятельность бактериологических институтов заключалась в получении агаровой микробной эмульсии в сравнительно небольшой емкости плоских склянок (бактериологических матрацев), бьющихся и лопающихся в автоклаве. Единственно возможный путь, по которому шли в те годы разработчики способов наработки бактериальной массы, заключался в увеличении общей площади агара, одномоментно используемой для культивирования микроорганизмов. В Крымском санитарно-бактериологическом институте (Севастополь) для получения бактерийных препаратов с начала 1930-х гг. применялся оригинальный аппарат Н. Г. Щербиной, представлявший собою серию посевных плоскостей из алюминия, уложенных в особый футляр (рис. 1.15).