Гражданские войны в Риме. Побежденные - читать онлайн книгу. Автор: Юлий Циркин cтр.№ 7

Близким было положение в Африке, на территории бывшей Карфагенской республики. Там тоже существовала старинная цивилизация, и культурный уровень местного населения был довольно высок. Но карфагеняне так долго рассматривались как заклятые враги и страх перед ними был столь велик, что воспринять карфагенскую культуру римляне никак не могли. К тому же в Африке рознь между финикийскими колонистами, основавшими в свое время Карфаген и ряд других городов и господствовавшими над соседями, и местным африканским населением была так велика, что ни о каком союзе между ними говорить не приходилось. Пользуясь этим, римляне активно внедрялись во все поры североафриканской жизни.

Совершенно иное положение сложилось в западных провинциях. Они стояли на более низком социальном и политическом уровне. Здесь имелись только сравнительно небольшие очаги раннегосударственных образований (не считая греческих и финикийских колоний). Основная масса местного населения жила еще в условиях родового строя, хотя и на довольно продвинутой его стадии. Аристократия по традиции воспринималась большинством населения как его естественная представительница. В социально-политическом отношении противоречия между «верхами» и «низами» были весьма незначительны. Это сплачивало общество и увеличивало возможности его сопротивления. 123 года пришлось потратить римлянам на покорение Сардинии, 83 года — на подчинение Лигурии, 34 года сопротивлялись галлы, жившие по эту сторону Альп. 200 лет продолжалось завоевание Испании. В захваченные земли, особенно в Цизальпинскую Галлию и Дальнюю Испанию, хлынул, как об этом уже упоминалось, поток италийских иммигрантов. Они являлись опорой римской власти, им перепадали плодородные земли и доходные рудники. Это, с одной стороны, привязывало провинции к Римской державе, но с другой — увеличивало недовольство местного населения. К этому надо добавить тяжелые налоги, разорение во время войн и карательных экспедиций, порабощение части населения, произвол римской администрации и италийских откупщиков. Все это создавало глобальную конфронтацию между Римом и провинциями западной части республики.

Таким образом, разные группы провинций находились в разном положении. Но общим было то, что все провинции являлись лишь полем для эксплуатации римлянами и италиками. Ни о какой интеграции провинций в единую Средиземноморскую державу говорить не приходилось. Захваченное римлянами Средиземноморье в то время было механическим, скрепленным лишь римским оружием соединением самых разнообразных стран и народов под властью Рима.

Близким было положение в Африке, на территории бывшей Карфагенской республики. Там тоже существовала старинная цивилизация, и культурный уровень местного населения был довольно высок. Но карфагеняне так долго рассматривались как заклятые враги и страх перед ними был столь велик, что воспринять карфагенскую культуру римляне никак не могли. К тому же в Африке рознь между финикийскими колонистами, основавшими в свое время Карфаген и ряд других городов и господствовавшими над соседями, и местным африканским населением была так велика, что ни о каком союзе между ними говорить не приходилось. Пользуясь этим, римляне активно внедрялись во все поры североафриканской жизни.

Совершенно иное положение сложилось в западных провинциях. Они стояли на более низком социальном и политическом уровне. Здесь имелись только сравнительно небольшие очаги раннегосударственных образований (не считая греческих и финикийских колоний). Основная масса местного населения жила еще в условиях родового строя, хотя и на довольно продвинутой его стадии. Аристократия по традиции воспринималась большинством населения как его естественная представительница. В социально-политическом отношении противоречия между «верхами» и «низами» были весьма незначительны. Это сплачивало общество и увеличивало возможности его сопротивления. 123 года пришлось потратить римлянам на покорение Сардинии, 83 года — на подчинение Лигурии, 34 года сопротивлялись галлы, жившие по эту сторону Альп. 200 лет продолжалось завоевание Испании. В захваченные земли, особенно в Цизальпинскую Галлию и Дальнюю Испанию, хлынул, как об этом уже упоминалось, поток италийских иммигрантов. Они являлись опорой римской власти, им перепадали плодородные земли и доходные рудники. Это, с одной стороны, привязывало провинции к Римской державе, но с другой — увеличивало недовольство местного населения. К этому надо добавить тяжелые налоги, разорение во время войн и карательных экспедиций, порабощение части населения, произвол римской администрации и италийских откупщиков. Все это создавало глобальную конфронтацию между Римом и провинциями западной части республики.

Таким образом, разные группы провинций находились в разном положении. Но общим было то, что все провинции являлись лишь полем для эксплуатации римлянами и италиками. Ни о какой интеграции провинций в единую Средиземноморскую державу говорить не приходилось. Захваченное римлянами Средиземноморье в то время было механическим, скрепленным лишь римским оружием соединением самых разнообразных стран и народов под властью Рима.

Итак, приблизительно в середине II в. до н. э. в римском обществе сложился целый клубок противоречий: между рабами и свободными, между крестьянами и крупными землевладельцами, между всадниками и сенаторами, между различными группировками самих сенаторов. Рост паразитической городской клиентелы и городской фамилии усиливал паразитизм римского общества и создавал — правда, еще не очень-то ощущаемое — противоречие между его трудовой и паразитической частями.

Все это резко ослабляло государство, что особенно отчетливо стало проявляться в армии. Римская армия формировалась преимущественно из средних слоев населения, в основном крестьянства. И размывание этих слоев вело к ослаблению войска. Эта опасность стала столь велика, что наиболее дальновидные представители нобилитета готовы были предпринять необходимые меры для уменьшения противоречий, что неизбежно должно было вести к земельной реформе. Но любая такая попытка вызывала резкое неприятие основной части знати, что еще больше усиливало напряжение в обществе. С другой стороны, увеличение клиентелы, в том числе провинциальной, усиливало не столько знать в целом, сколько отдельные группировки и семьи нобилей, что имело своим неизбежным результатом усиление личностного момента в римской политической жизни. Следствием было все более укореняющееся насилие, к какому прибегали противоборствующие, политические группировки. Римское государство слабело, а отдельные фамилии и личности усиливались, и в общий клубок противоречий вплетались противоречия между римлянами и италиками и между римлянами и италиками, с одной стороны, и провинциалами — с другой.

Римская республика вступила в полосу жесточайшего кризиса, из которого выйти восстановлением старых добрых нравов было уже невозможно.

Кризис взорвался в середине 30-х гг. II в. до н. э. мощным восстанием рабов в Сицилии и началом демократического движения в Риме. В упорной борьбе римляне жестоко подавили восстание. Ни положение рабов, ни отношение рабовладельцев к своим «говорящим орудиям» не изменились. Сложнее было положение в Риме. Одним из самых известных кружков в Риме был кружок, сформировавшийся вокруг Публия Корнелия Сципиона Эмилиана. Там обсуждали самые разные вопросы, в том числе и политические. И именно в этом кружке серьезно обеспокоились судьбой римского крестьянства. Прежде всего, конечно, Эмилиана и его друзей волновала проблема армии, ибо, как уже говорилось, ослабление среднего крестьянства вело и к ослаблению римской армии. Но это было, как им казалось, лишь частью более общей проблемы. Великий греческий историк Полибий, входивший в кружок Сципиона, утверждал, что причиной установления фактической власти римлян над Средиземноморьем была особенность их государственного строя, в котором гармонично сосуществуют и взаимодействуют элементы демократии, аристократии и монархии. По существу, это был перевод на теоретический язык эллинской философии некоторых основных принципов римского самосознания, особенно дорогих Сципиону Эмилиану и его друзьям.