Остаются маленькие будничные детали. Помогать друг другу в работе, вместе отдыхать. А если и эти детали стереть неумолимым ластиком?
Стефан вытащил наушники, встал и опять сжал проигрыватель в кулаке. Маленькая штуковина из пластмассы и металла. И, возможно, Бог и в самом деле не создавал маленькие зеленые яблочки. Они просто есть, как и все вокруг. Они есть до тех пор, пока не исчезнут.
Он опять посмотрел на горизонт – и почувствовал неуверенность: неужели он и в самом деле видит то, что видит?
Решительно смахнул рукавом набежавшую слезу. Присмотрелся. Схватил бинокль, взлетел по лесенке на крышу кемпера – никаких сомнений. Белая фигура со дна Плотвяного озера. Белый. Приближается именно оттуда, куда поехала Карина. Медленно-медленно… куда ему спешить. У него в запасе вечность.
Стефан знал, что хочет от него Белый. Знал с тех пор, как увидел его в первый раз. Именно поэтому он так упорно отрицал, что опять его видел. Отрицал, несмотря на обиду Эмиля, который тоже его видел. Белый хочет отнять у него все. Тогда ему нечего было предложить, а теперь… Теперь у него есть любовь, есть сбережения, есть пережитые мгновения истинного счастья. Есть семья.
Он лишится всего. Он знает это так же точно, как осужденный на казнь смотрит на расстрельный взвод и знает: конец.
Дальше дороги нет.
* * *
– Я хочу что-нибудь поделать.
Молли сидит на диванчике и пристально смотрит на хозяев.
– А что… у нас ничего такого нет. – Улоф немного растерялся. – Мы как бы…
Молли жестом велела ему замолчать и показала на стопку журнальчиков с кроссвордами.
– Как это нет? Там есть детские страницы.
– Возьми, – пожал плечами Леннарт и покосился на открытую дверь. Петер не возвращался.
– Но я же сижу здесь, – Молли повернулась к Улофу. – Ты не мог бы передать?
– Как же не могу. Могу. – Улоф, не обращая внимания на раздраженные взгляды Леннарта, потянулся за журналами. Встал, достал шариковую ручку из шкафчика и протянул Молли вместе с журналом.
Молли ласково улыбнулась Улофу – и в самом деле быстро обнаружила детскую страничку. Надо найти порядок в целом рое перепутанных цифр, начать с единицы – и так далее. Соединишь цифры – получается фигурка медвежонка или оленя.
Улоф подошел к Леннарту и посмотрел через его плечо. Ровная линия горизонта. Ни машин, ни людей.
– Нечего идти на поводу у этой… соплячки, – шепнул Леннарт.
– А что такого?
Многозначительный взгляд, означающий вот что:
Погоди – увидишь.
Кемпер маленький. Молли села за кухонный столик, и ни для Улофа, ни для Леннарта места там не было. Они беспланово слонялись по вагончику. Леннарт решил проверить холодильник. Пошарил и вытащил сплющенный комочек свинца.
– В дверце сидела, – сообщил он, – Интересно, что у него за калибр?
Вопрос задан без всякой цели – ни тот ни другой ровным счетом ничего не понимали в оружии. Но Улоф все же взял пулю, повертел ее в пальцах и постарался отбросить неприятное воспоминание: в тот день, когда Хольгер Баклунд расстреливал его коров, он нашел неиспользованные патроны с подпиленными пулями
[19] около сарая.
– Откуда мне знать. – Улоф поторопился вернуть пулю Леннарту, точно она жгла ему пальцы. – Калибр… – повторил он с отвращением.
Они взяли тряпки и начали протирать дверцы шкафчиков и мойку.
Молли, высунув кончик языка, старательно соединяла точки детской головоломки.
– А почему коровы умерли? – не поднимая глаз, спросила она.
Леннарт и Улоф застыли.
– Какие коровы?
– Ваши коровы, что тут непонятного.
– Наши коровы не умерли.
– Некоторые умерли, – не согласилась Молли. – А почему?
Леннарт подошел к столу, наклонился и попытался поймать взгляд Молли.
– Откуда ты можешь знать?
Молли скорчила недовольную гримаску. Ответила не сразу, сначала провела еще пару линий.
– Вы же сами сказали.
– Мы ничего про коров не говорили.
– Значит, мне приснилось.
Леннарт оперся на стол и тяжело присел на корточки. Теперь Молли трудно избежать его взгляда. Молли как ни в чем не бывало продолжала вычерчивать линии.
– Слушай… что это с тобой? Ты что…
Молли внезапно посмотрела на него и улыбнулась солнечной рекламной улыбкой.
– Откуда мне знать, что со мной? А что с тобой?
– Со мной? Со мной ничего. – В голосе Леннарта появились угрожающие нотки. – А вот… мы ничего не говорили про этих самых коров, так что откуда ты…
– Кончай, Леннарт, – Улоф положил руку ему на плечо. – Кончай.
– Да, – сказала Молли. – Кончай. Для тебя же лучше.
Леннарт поднял на Улофа глаза и посмотрел с выражением, которое нельзя иначе истолковать, как «ты слышал что-нибудь подобное?»
Улоф покачал головой.
– Пошли посмотрим растения.
– Ага! У вас есть растения?
Молли вскочила так резво, что чуть не сшибла Леннарта. Тому пришлось схватиться за стену, чтобы не упасть.
Улоф посмотрел на него – Леннарт покачал головой и помахал рукой направо-налево: никуда я не пойду.
Улоф и Молли вышли из вагончика.
Для тебя же лучше.
Леннарту было девять лет, когда лошадь лягнула его мать в голову. Потом она долго болела, неделями не вставала с постели, и никто не мог понять, в чем дело. После бесчисленных визитов к врачам решила обратиться к знахаркам, или, как она их называла, колдуньям. Отец именовал их шарлатанками.
В общем-то вреда от них не было – какие-то мази, декокты, травки, но Леннарт запомнил одну из целительниц – она появилась, когда ему было тринадцать. Звали ее Лиллемур.
Она была не похожа на других.
В отличие от других она даже не пыталась внушить Леннарту и отцу веру в свои методы. Даже объяснять не хотела. Но требования предъявила: у нее должен быть полный доступ к больной, и никто не должен ей мешать. Три раза в неделю по два часа дверь в спальню матери должна быть закрыта. А еще лучше, если домочадцы куда-нибудь уйдут.
Отец с отвращением поглядывал на ее кроваво-алый тюрбан, но молчал. Единственная причина, что он не выкинул Лиллемур из дома, – ее лечение впервые за несколько лет давало какие-то результаты. Мать чаще поднималась с постели, в глазах появилась ясность, которую они не видели с того самого дня, когда случилось несчастье. Отец был так рад улучшению, что Леннарт не смел даже заикнуться, что во вновь обретенной ясности маминого рассудка ему чудилось что-то пугающее.