Змеиная верность - читать онлайн книгу. Автор: Анна Акимова cтр.№ 6

– И что же вы можете предположить? – спросила Зоя Евгеньевна, в упор глядя на Ивануткина.

Ответ Ивануткина заглушил звук сирены. Во двор въехала «Газель» с синей полосой на борту и маячком на крыше. Толпа раздалась, пропуская машину.

Несколько человек в форме и в штатском выбрались из «Газели», о чем-то переговорили с подошедшими директором и Метельчуком, и слесарь по знаку Петра Алексеевича начал взламывать дверь.

Лиза старалась держать в поле зрения все, что делалось вокруг. Ей хотелось понять, что произошло. Неужели в их тихом институте могло случиться что-то страшное? Может быть, сейчас откроют дверь и окажется, что Ленка Кашеварова жива, просто стало плохо, это ведь бывает. А Михалыч просто мертвецки пьян. Может быть, ему вообще с пьяных глаз все померещилось. Белая горячка и… «девочки кровавые в глазах». Скорее бы все выяснилось.

Зоя Евгеньевна продолжала безуспешно терзать телефон, досадливо морщась и зажимая ладонью свободное ухо – визг «болгарки» и гулкие удары кувалды заглушали все вокруг.

Странная девушка Ада Лещук молча подошла и встала неподалеку, устремив взгляд больших темных глаз в спину Валеры Николашина. Тот неотрывно смотрел, как ломают дверь, но, как будто почувствовав взгляд, начал ежиться и подергивать плечами.

Грохот смолк. Послышался скрежет, лязг, и входная дверь неохотно отворилась. Все невольно подались туда, но в дверях встал человек в форме полиции. Внутрь прошла опергруппа. Через некоторое время разрешили войти директору и его заместителю, а все остальные застыли в ожидании.

Зоя Евгеньевна вдруг громко закричала в трубку: «Павел! Наконец-то! Ты где?» Она торопливо отошла в сторону и заговорила тише, но Лиза успела услышать: «Паша! Приезжай немедленно! Тут у нас такое творится!»

Лиза покосилась на Людмилу, которая по-прежнему цеплялась за ее рукав. На Людмилиной физиономии проступило сложное чувство – смесь облегчения и ревности.

Федька Макин ужом просочился сквозь толпу поближе к центру событий, и его голова с длинными патлами пегих волос маячила сейчас у самого входа.

Ивануткин снова закурил, к нему присоединился Валера Николашин.

Пряча в сумочку мобильный, вернулась Зоя Евгеньевна. Лиза впервые обратила внимание на то, как изменилось ее лицо. Обычно свежее, молодое, сейчас оно было покрыто неровными красными пятнами, красивые карие глаза болезненно щурились. Все Зоины тридцать пять лет проявились сейчас на ее лице.

– Дозвонилась до шефа, – сказала она. – Сейчас приедет. Говорит, спал, звонков не слышал. Снотворное принял. Вот надо же, чтобы именно сегодня…

– Зоя Евгеньевна, – осторожно спросила Лиза. – Вы думаете, Ленка в самом деле умерла? Может, Михалычу почудилось?

– Чего гадать, – устало ответила Зоя Евгеньевна. – Скоро все узнаем. Но если правда, да еще если связано со змеями, нашему шефу мало не покажется.

– Но ведь мы к змеям никакого отношения не имеем.

– Ох, Лиза, как ты не понимаешь?.. – Зоя Евгеньевна достала из сумочки сигареты и зажигалку, закурила, отвернувшись от ветра, сильно затянулась и выпустила дым из ноздрей. – Если произошел несчастный случай со змеями, «змеиную» тему прикроют. Во всяком случае, могут прикрыть. А эту тему Аничков ведет, а он – председатель диссертационного совета. И он Петракову ни за что защититься не даст, он его даже на защиту не выпустит, сгрызет на дальних подступах!

– Но при чем здесь Павел Анатольевич? – возразила Лиза. – Его же здесь и близко не было!

Зоя Евгеньевна только вздохнула над Лизиной наивностью.

– Кашеварова сотрудница его лаборатории. Петраков в любом случае «при чем». Ты же знаешь, какой у Аничкова характер.

Лиза кивнула. О том, что у профессора Аничкова характер совершенно стервозный, знали все.

Владлен Игоревич Аничков считал, что знает все: что, где, когда, откуда, почему, зачем и почем. И знает лучше всех. По любому вопросу существовало всего два мнения – его собственное, абсолютно правильное, и мнение всех остальных дураков. Разумеется, дурацкое. Кто в этом сомневался, становился злейшим врагом и мог быть уверен – месть не заставит себя ждать. Поэтому с ним предпочитали не связываться.

На институтских семинарах, где сотрудники выступали с докладами, профессор Аничков, развалившись, сидел в первом ряду и время от времени громко прерывал докладчика:

– Полная чепуха (варианты: «несусветный вздор», «немыслимая ерунда»)! Еще в одна тысяча таком-то году доктор Джонс (или «Питерс», «Сиддерс») показал, что…

Наивные попытки докладчика возразить, что «А вот в две тысяча таком-то году доктор Джонсон (Питерсон, Сиддерсон), напротив, показал, что…» приводили к тому, что профессор в гневе выбегал к трибуне и буквально затаптывал оппонента, а заодно и Джонсона (Питерсона, Сиддерсона). Едва только оппонент открывал рот, чтобы возразить, как профессор возвышал голос и закрикивал несчастного. После нескольких таких пассажей профессор победно сходил с трибуны и вновь разваливался в кресле в первом ряду, а его заклеванный оппонент оставался стоять с открытым ртом. Кое-как собравшись с силами, он поспешно, комкая, заканчивал доклад, не подозревая, что его несчастья на этом не заканчивались.

Посмевший возражать, моментально зачисленный в злейшие враги, начинал спотыкаться на каждом шагу своей научной карьеры. Редакции научных журналов возвращали его статьи с убедительными просьбами «доработать», «исправить», «внести изменения». Ученый совет не принимал к защите его диссертацию с теми же требованиями «доработать», «исправить», «внести изменения». Если непокорный был уже «остепенен», доставалось его ученикам и аспирантам.

Поэтому чаще всего докладчик согласно кивал, благодарил уважаемого Владлена Игоревича за ценные замечания и обещал «учесть», «пересмотреть» и «доработать».

Разумеется, «учитывать» и «пересматривать» никто не собирался. Все понимали, что демарши профессора – просто «показательные выступления» и тест на «прогиб». Следовало прогнуться и спокойно жить дальше. Большинство так и делало.

Кроме работы в институте фармакологии профессор Аничков читал лекции в медуниверситете. И, естественно, принимал экзамены.

У Лизы с Людмилой было много знакомых студентов из меда, и историй из студенческого эпоса «Аничкиада» они наслушались вдоволь.

На экзаменах профессор был капризен и вспыльчив, требовал почти дословного воспроизведения своих лекций, не терпел ни малейших возражений и щедро ставил «неуды». Пересдавать ему ходили по десять и даже более раз. Кроме того, он умело превращал экзамен в моральную пытку. Ему ничего не стоило сказать студенту, мучающемуся над экзаменационным билетом:

– Если на плечах вместо головы задница, то понятно, какая субстанция там внутри вместо мозгов.

Или:

– Вы, молодой человек, очевидно, привыкли работать не головой, а головкой. А от неработающего органа кровь, знаете ли, оттекает. Туда, где нужнее, хе-хе! И орган неработающий атрофируется, да-с. Я вам советую стоять по утрам на голове, авось что-то и стечет обратно…