– А вдруг не ерунда? – попробовала нажать Лиза. – А ты не думаешь, что он может иметь к этому какое-то отношение? Все-таки подозрительно: одна разбилась, другая утопилась, третья вообще исчезла неизвестно куда…
Людмила посмотрела на Лизу как на сумасшедшую и даже покрутила пальцем у виска. Лиза попыталась развить тему, но Людмила и слышать ничего не хотела, а потом надулась и перестала разговаривать. И Лиза малодушно отступила. Не хватало еще им с Людмилой поссориться.
Стало понятно: в этом деле Людмила ей не помощница. Надо было справляться одной. Она крутила в голове части этой головоломки, пристраивая их одну к другой и так и этак, но ничего не получалось. Факты не состыковывались, ни один вопрос не имел однозначного ответа. И как только люди вообще распутывают преступления?
Между тем жизнь в лаборатории входила в привычное русло. Провели семинар. Обсудили и одобрили Лизину статью. Обсудили план докторской диссертации Ивануткина. Решили, кто поедет на научную конференцию в Новосибирск. Утвердили график ночных дежурств мужской части лаборатории.
Приходила новая девица устраиваться в лаборантки на место Ленки Кашеваровой. Не приняли, слишком молода и неопытна, не потянет матответственность. Павел Анатольевич предложил придержать вакансию ненадолго – у дочери его друзей заканчивался декретный отпуск. Она устраивала малыша в детсад и собиралась искать работу. Должность старшего лаборанта как раз для нее, она аккуратная и ответственная. Все согласились.
Тело Михалыча забрали из морга родственники и увезли хоронить в деревню. А тело Ленки Кашеваровой так и не выдавали для погребения, полиция все в чем-то сомневалась.
Время от времени в институте появлялись полицейские дознаватели, беседовали с сотрудниками. Вопросы в основном касались взаимоотношений Ленки и Бахрама Магомедова. Сам Бахрам так и сидел в следственном изоляторе, и через подружку Макина Соню Прощанову дошли сведения, что завяз он крепко, следствие не сомневалось в его виновности.
Неведомыми путями просочились и слухи об Аде Лещовой. Оказывается, мутные речи о наказании порока посланцами «тонкого мира» Ада вела и дома. Родители, опасаясь, как бы сумасшедшую доченьку не зацепило следствие, от греха подальше уложили ее в психушку, но в привилегированное «нервное» отделение, которое считалось санаторным и где не гнушались подлечиваться от стрессов и неврастений многие уважаемые люди.
Все это обсуждалось за утренним кофе. Зоя Евгеньевна заставила Лизу подробно рассказать о ее встрече в подвале с Адой Лещовой и, смеясь, изложила Людмилину «гипнозную» версию.
Пока Людмила отбивалась от всеобщих шуток и насмешек, Лиза поймала внимательный взгляд Петракова и поежилась. После разговора с Ивануткиным она постоянно думала, мог ли Петраков быть убийцей, или все это цепь жутких совпадений? Ответить на этот вопрос она не могла. Теперь ей стала понятна причина враждебности Ивануткина. Понимала она и то, как опрометчиво с ее стороны было соваться к Петракову с расспросами. Но, увы, вернуть сделанного нельзя.
Вообще же, трагизм происшествия как-то незаметно пропал. Те же люди, которые, бледные и напряженные, простояли весь день у института в день гибели Ленки и Михалыча, теперь обсуждали произошедшее, попивая кофеек и посмеиваясь. То ли такова была защитная реакция, то ли эти две смерти были для всех абстракцией, ведь ни Михалыча, ни Ленку никто мертвыми так и не видел, а черные пластиковые мешки и меловые контуры на полу были не в счет.
Наступил июнь, летние денечки покатились, как горошины с горы, а Лиза была по-прежнему погружена в свои думы. К этому времени она окончательно зашла в тупик. Поскольку чем дольше размышляла, тем отчетливее понимала, что, как это ни парадоксально, в картину Ленкиной гибели никак не вписывается главный, ключевой персонаж – змея.
Лиза так устала от всех этих дум и так хотела отвлечься, что поддалась на уговоры Людмилы сходить в субботу в студенческий клуб «Меридиан» на ночную дискотеку.
Повеселились они на полную катушку. В «Меридиане» было полно знакомых парней и девчонок, в их теплой компании Лиза и Людмила всю ночь скакали под оглушительную ритмическую музыку. Ненадолго прерывались, чтобы выпить коктейль, кофе или сок, и снова выходили на танцпол. Под утро они всей компанией выпали из «Меридиана» еле живые от усталости, потные, на подгибающихся ногах, но довольные и по утреннему холодку пустыми тихими улицами побрели по домам.
Вяло переговариваясь, Лиза и Людмила добрели до общежития, постанывая, вскарабкались на свой этаж, добрались до комнаты, рухнули на кровати и продрыхли половину воскресного дня. Проснулась Лиза с болью во всех мышцах, но с совершенно пустой и свежей головой.
Может быть, как раз потому, что Лизина голова была пустой и свежей, в нее забрела мысль, которая сначала показалась абсурдной. Лиза попыталась ее прогнать, но мысль упорно возвращалась. Постепенно мысль обживалась в голове и уже не казалась такой абсурдной, потом она стала казаться возможной, потом – очень возможной, а потом и единственно возможной.
Чтобы проверить возникшую версию, Лиза в понедельник, после работы потащила Людмилу в университет, к профессору Обуховичу.
Андрей Степанович Обухович, доктор биологических наук и профессор, читал в университете курс зоологии позвоночных и был создателем и бессменным директором университетского зоомузея.
Профессор в университете был личностью очень популярной. Вдобавок к своей колоритной горильей внешности он, как говорили студенты, обладал «бешеной харизмой». Он всегда ходил окруженный толпой студентов, весело сверкал горильими глазками, громко говорил, громко смеялся и, здороваясь с кем-то, вскидывал по-обезьяньи над головой обе руки.
На первом курсе Лиза и Людмила видели профессора только издалека, зоологию позвоночных им еще не читали. Потом они слушали его лекции, сдавали ему экзамены. Но по-настоящему они познакомились с профессором, когда поехали после четвертого курса на университетскую базу отдыха «Крутоярье».
База отдыха располагалась на высоком берегу Оби, неподалеку от большого села Крутоярье, поэтому и носила то же название. Прежде здесь была университетская биостанция, куда приезжали на полевые практики студенты, а научные сотрудники университета и НИИ биологических проблем собирали здесь материал для научной работы. Здесь можно было и собирать гербарии, и считать птичьи гнезда, и ловить насекомых и рыб. А километрах в пяти от Крутоярья начинались знаменитые Ящуновы болота – рай для болотоведов.
Позднее биостанция превратилась в базу отдыха, но больших изменений здесь не произошло. Остались те же щитовые домики, столовая и летняя кухня под навесом да деревянное строение, которое называли лабораторией. Говорят, прежде здесь было кое-какое оборудование – препаровальные инструменты, бинокулярные лупы, но теперь, кроме длинных деревянных столов, ничего не осталось. Теперь в Крутоярье приезжали отдыхать в основном студенты и молодые сотрудники, у которых не было денег на Египет и Турцию. Встречались и люди постарше, бродяги-экспедиционники, которым романтика неустроенного быта и родные просторы были милее, чем «берег турецкий». Одним из таких романтиков и был профессор Обухович.