Дом малых теней - читать онлайн книгу. Автор: Адам Нэвилл cтр.№ 52

Смежный с картотекой шкаф был доверху забит фотокарточками в защитных конвертах с прозрачными окошками, подшитых в пухлые альбомы. Подняв одну такую подшивку, она стана листать ее. Снимки фиксировали строительство кукольного театра на лужайке за домом Мэйсона — тогда у нее явно были лучшие времена. Одетая по-рабочему Виолетта Мэйсон ни на одной карточке не глядела в камеру. Постройка проходила по всем правилам — на траве были разложены материалы и развертки чертежей.

Другая подшивка запечатлевала проходившие на подмостках спектакли. Мэйсон с Виолеттой отсутствовали на потемневших кадрах хроники — должно быть, их скрывало закулисье, эта своеобразная марионеточная «диспетчерская». Все снимки были сделаны чуть ли не вплотную к сцене — возможно, при помощи таймера: и все равно перемещения кукол по сцене, будто бы слишком быстрые для заданной выдержки, оставались на кадрах неясными и какими-то призрачными.

Еще одна пачка снимков демонстрировала с разных ракурсов церковь, виденную ею в заброшенной деревне. Огромное количество фотокарточек было нащелкано с незнамо какой целью — стены, надгробия, неразборчивые надписи на них. Особое внимание было уделено одному темному и плохо освещенному углу кладбища.

В очередной подшивке — добрая сотня фотографий каких-то раскопок на склоне малого холма, окруженного первозданной грунтовой средой. Само место Кэтрин не узнала — никаких пометок на снимках не было, кроме каких-то кодов, напоминавших буквы и цифры эпохи Древнего Рима. Судя по всему, из-под земли извлекали что-то ценное. Некую ископаемую реликвию. Что-то, напоминавшее мелкие косточки и лоскутки ткани, было сфотографировано рядом с раскрытой рулеткой.

И наконец в последнем наборе — какие-то не то норы, не то просто канавки в земле на открытой сельской местности. На некоторых кадрах вдали маячил холм — от него к норам в земле были проведены чернильные стрелки, видимо отмечавшие какую-то связь.

Отчаявшись найти мало-мальски разумное объяснение, Кэтрин обратилась к ящику в самом низу шкафа. В нем оказались папки со снимками ночного неба и Луны в разных фазах, как если бы на каком-то этапе жизни астрономия пополнила ряд странных увлечений М. Г. Мэйсона, где уже числились искусство управления марионетками и геноцид мелкого зверья. Подход тут, как и прежде, отмечался дотошный, близкий к научному, но цели все так же плавали где-то в тумане, который почему-то жуть как хотелось развеять.

Кэтрин задвинула «астрономический» ящик и посмотрела на второй шкафчик. Видимо, все основные ответы на вопросы содержались там — иначе где им еще быть?

И вскоре, уже после беглого осмотра, она пожалела, что связалась со всем этим. То и дело Кэтрин отстранялась от снимков и прижимала ладонь ко рту. Увидев такое раз, думала она, не забудешь до конца дней.

Вскрытие, извлечение внутренних органов, всевозможные способы препарирования маленьких млекопитающих — вот что составляло фотоотчеты верхнего ящика второго шкафчика. Буквально шесть фотографий: четыре крысы, белка, освежеванный барсук — заставили ее почувствовать себя плохо. Хуже всего сказалась седьмая. Поначалу Кэтрин подумала, что Мэйсон препарировал темнокожее дитя, но при тщательном, чуть менее замутненном ужасом взгляде оказалось, что на снимке была обезьяна с длинным разрезом на спине. Лоскуты обволошенной кожи свисали с плеч и рук животного противоестественными пародиями на длинные вечерние перчатки. На обратной стороне карточки Мэйсон написал: «От Феликса Гессена, гиббон из Регентского зоопарка». Возможно, чучело было заказано тем самым господином Гессеном. Но мимолетный ужас от мысли, что Мэйсон вполне мог взять и превратить в чучело ребенка, заставил Кэтрин с треском захлопнуть альбом.

Подборка во втором ящике оказалась не менее отталкивающей — на старательно пронумерованных фотографиях были видны неподвижно сочлененные кости останков животных, дополненные линейными рисунками деревянных конечностей, воспроизводящими истинную динамику движения суставов. Несколько больших альбомов содержали снимки отдельных частей кукол, выложенных на черную ткань — не каких-нибудь кукол, а дорогих моделей от Джея Ди Кестнера, Саймона и Хельбига. Разломанные вдоль шарниров ручки и ножки, парички из мохера, бисерные головки кукол-девочек и тельца, отлитые из фарфора были представлены здесь в изобилии. Небесно-голубые стеклышки глаз и маленькие рты с тщательно детализированными зубками указывали на немецкое происхождение прелестниц. Распотрошив тысячу животных, Мэйсон решил, что этого ему недостаточно, и взялся за неодушевленные, искусственные, но при этом все так же сложно сработанные тела.

Папки с фотографиями, идущие после хроники препарирования кукол, сорвали с губ Кэтрин тихий возглас боже всемилостивый, повисший в вялой духоте комнаты, пронизанной запахами несвежего табака, лежалой бумаги и полированного дерева.

Снимки людей с ампутированными конечностями — времен англо-бурской войны, Первой мировой и даже Гражданской войны в США — соседствовали там с рисунками, схемами и фотографиями оловянных и деревянных протезов, шнурованных и кожаных шлеек, сложных гидравлических систем, имитирующих человеческие суставы. Среди старых вырезок из пособий по медицине затесались каталоги столетней давности с самыми на тот момент совершенными протезами конечностей работы Густава Герма и Джулиано Вангетти.

Похоже, Мэйсон освоил таксидермию до уровня, непревзойденного в его эпоху — и встал на ступеньку повыше. Его интерес затронул реальную хирургию, травматологию и косметическое наложение швов на человеческую плоть. Инвалидность, уродство, калечные девы и превратившиеся в живые огрызки солдаты; стежки на бескровной коже и лицевые травмы самого Мэйсона, инвалидные кресла, подпорки и костыли — все это кружилось перед глазами Кэтрин зловещим калейдоскопом, вызывая еще большую, чем прежде, тошноту. Творец в бывшем капеллане был столь значимо подкошен войной и личными потерями, что попросту сошел с ума и этом доме — если не вернулся с фронта уже будучи безнадежным безумцем. Здесь его болезнь вызревала, культивировала упадочно-замысловатый взгляд на вещи. Мэйсон обращался в этих стенах — но во что?

Материалы из предпоследнего ящика лишь подтвердили теорию Кэтрин, демонстрируя доказательства экспериментов гораздо более интимного характера. Разглядывая их, она раз и навсегда решила для себя — в этот дом она никогда больше не вернется.

От изобильного собрания викторианских фотографий в стиле «мементо», с траурными семействами, восседавшими в лучших своих воскресных нарядах вокруг нарядно одетых и загримированных трупов недавно умерших младенцев, бесовская одержимость Мэйсона вдруг обратилась к его собственной сестре.

На протяжении сороковых годов, согласно датам на оборотах карточек, таксидермист фотографировал ее в различных корсетах, подпорках и подтяжках. Несмотря на суровое выражение грубоватого лица Виолетты, присутствовал в этих снимках некий потаенный и неуютный эротизм, пусть даже композиция и стиль фотографий указывали в исключительно художественную сторону их создания. Причем тело Виолетты не обнажалось — от шеи до пят она была будто бы зашита во вторую кожу, сделанную из коричневой ткани, используемой при набивке кукол. Плотная мешковина была пристрочена послойно, плотно связана у талии веревкой — таким образом фигура сестры Мэйсона не теряла форм, плотно зафиксированная в этом странном одеянии. Ноги ее были заключены в железные подпорки и облегающие сапоги из кожи, как если бы она страдала некой формой инвалидности. Что-то в этом было от наказания… И не им ли, в конечном счете, являлось? Эдит, скорее всего, родилась вне брака — не такова ли была реакция Мэйсона на то, что сестра завела любовника? Один снимок являл на ней кожаный предмет одежды, назначение коего нельзя было объяснить никак иначе — то был примитивный, сработанный из плотно подогнанной кожи и заклепок пояс верности. На нем не было молний, пряжек, ремней — казалось, единственным способом избавиться от чего-то подобного было распороть нагромождения швов ножницами. Кэтрин молилась про себя, чтобы ее предположение было ошибочным.