Дом малых теней - читать онлайн книгу. Автор: Адам Нэвилл cтр.№ 38

— Это… химикаты?

— Мыло и дробленый мел в растворе мышьяка. Формалин. Остатки дядиных формул.

Да тут не остатки, тут кое-что похуже, захотелось сказать Кэтрин. Если комната уже много лет не используется как лаборатория и так пахнет, скорее всего, сам воздух в ней смертельно ядовит.

— Методы моего дядюшки по сей день держатся в строжайшем секрете. Нашлось бы много таких, кто щедро заплатил бы за то, чтобы понять, как ему удавалось достичь таких потрясающих результатов. Именно здесь он провел большую часть своей жизни. Эта комната ничуть не изменилась — все так, как он сам оставил. Не терпится показать ее вам!

Эдит не обманула: комната сохранилась так же хорошо, как и увековеченные Мэйсоном животные. Кэтрин вспомнила, как читала статью таксидермиста из Музея Естественной Истории, восхищавшегося тем, как был законсервирован тургор пригубных тканей и усов в одной из доставшихся ему на экспертизу мэйсоновых работ.

— Мне можно?.. — Кэтрин приподняла камеру.

Эдит взглянула на технику с осуждением, но в итоге кивнула.

Кэтрин указала на плиточный пол с вделанным водостоком:

— Это ведь когда-то была посудомойная?

— Да, ее переделали. Все оборудование нашей прежней домоправительницы переехало в прачечную комнату. Та поменьше будет.

Мелкая раковина марки «Белфаст» родом из 1800-х и гончарная утварь были одними из немногих предметов обстановки Красного Дома, что несли на себе отпечаток старения. На всем прочем не лежало ни пылинки. Видимо, Мод заранее тут все протерла. Медный бак с горячей водой и ручная помпа с холодной были размещены позади раковины. Маленькое окошко над баком выглядело и пахло так, будто его недавно протерли с уксусом. Кустарник жался к самому стеклу.

— Этот дом целую вечность простоит. По меньшей мере, я так думала в детстве. Хотя, по сути, мое детство так и не кончилось. — Эдит окинула взглядом стальные сушилки, нависшие над верстаком. — Моему дяде нужно было много места. Для всякой нечистоплотной работы. Как видите, он распорядился всем по высшему разряду. — И снова эта ее улыбочка, как если бы дискомфорт Кэтрин был для нее усладой.

Кэтрин выдавила улыбку в ответ и нацелила объектив камеры на длиннющий ряд сосудов, керамических и стеклянных, на полке над верстаком. Фотографии послужат хорошими иллюстрациями для каталога, хотя, конечно, для той версии, что уйдет в итоге в печать, потребуется рука профессионала. Эти же снимки она готовила для Леонарда. Вряд ли где-то еще сохранился столь обстоятельный кабинет таксидермиста начала двадцатого столетия. За право побывать здесь многие историки сразились бы друг с другом на мечах. Возможно, «Инглиш Эритейдж» ^[11] в итоге заинтересуется снимками.

— Будьте осторожны, ничего не трогайте. Арсенит натрия смертельно ядовит. Мой дядя использовал и буру, но предпочитал все-таки мышьяк.

Кэтрин фотографировала склянки одну за другой, не забывая делать приближение. Тут были уксусная кислота, ализин, квасцы, асбест, воск, борная кислота, хлороформ, тальк. Мэйсон держал все в идеальном порядке — каждая склянка была подписана, все ингредиенты были выстроены в алфавитной последовательности.

— Некоторых животных он усыплял хлороформом. Взгляните прямо перед собой.

— Откуда он их брал?

— У соседей. Фермерские псы ловили крыс не хуже дядиных мышеловок. А еще когда-то были времена, когда в живых оставляли лишь одного котенка из помета. Остальных наши дорогие соседи сносили дяде. Белки попадались в силки. Лис, барсуков и горностаев дядя стрелял, ставил на них капканы.

Кэтрин отвернулась от Эдит, дабы та не видела осуждения на ее лице. Сама мысль об уйме маленьких милых животных, которых убивали буквально-таки в производственных масштабах, была ей противна. Похоже, скоро ей тут станет дурно. Значит, с фотографиями надо побыстрее закончить.

Эфир, формальдегид, глицерин. Пытаясь сосредоточиться на склянках и ярлыках, Кэтрин никак не могла отстраниться от жизнерадостного голоса старухи. Когда она навела фокус на емкость с серной кислотой, Эдит произнесла с гордостью:

— Одна из составляющих его успеха — здесь. Он часто разрешал мне заходить сюда и смотреть за работой, но всегда предупреждал остерегаться этой склянки. «Никогда не трогай ее, Эди, иначе сильно-сильно обожжешься!», — так он мне говорил. А вон в той банке, что рядом, — пакля. Для набивки. Все крысы в диорамах набиты паклей. Их шеи и хвосты очень тоненькие, очень непросто с ними работать. А их лапки! Всегда самая трудная часть. Дядя…

Может, виной всему было самовнушение, но Кэтрин стало казаться, что она чует не то гниль, не то мочевину. Возможно, она уже успела надышаться чем-то гадким, опасным для ее здоровья. И снова Эдит продемонстрировала отталкивающую способность потакать самым нежеланным ее мыслям:

— Только представьте себе былые времена, Кэтрин! Как здесь пахло! Ведь некоторые туши попадали в руки дяде далеко не свежими. Он был привычен к запахам смерти. И я в итоге привыкла к ним.

Кэтрин кашлянула. Во рту стало кисло.

— Где его инструменты?

— О, другой такой коллекции вы во всей стране не сыщите.

«Да что там в стране, в мире», — подумалось Кэтрин, когда старуха подвела ее к столу. Надо думать, такая оговорка даже не требовалась, достаточно было взгляда. Рукоятки из розового дерева, начищенная до блеска сталь, ни единого пятнышка ржавчины. Подняв нетвердой рукой камеру и сфотографировав это изобилие, напоминавшее арсенал маньяка, помешанного на пытках, Кэтрин уже поняла, что выяснить их назначение у нее не хватит духу.

— Мой дядя сначала все измерял и делал гипсовые слепки — до того, как животных свежевали. Крумциркули использовались для снятия микроскопических мерок для слепков. Расстояние между глазницами было очень важно для создания желаемого выражения.

Завтрак, который Кэтрин была вынуждена утром съесть, встал дыбом в желудке.

— О, как интересно.

— И не говорите! — Эдит выглядела по-настоящему взбудораженной. — Посмотрите наверх. Там, прямо над вами. Справа. Это резаки, дорогуша! Сначала он делал головы из бальзы и гипсовых форм. Но настоящие черепа гораздо лучше. Он счищал с них плоть, вываривал. Вон там вот — ложки для выскабливания мозговых тканей. Не там, дорогуша — чуть в стороне, видите? Мышечный каркас головы он заменял паклей и хлопком. Не всякий гений-скульптор смог бы вложить так много в передачу экспрессии и мимики, сколько мог мой дядюшка!

Комната, казалось, потемнела — ужасный запах заполнил сначала носоглотку, а затем и всю голову Кэтрин сверху донизу. Она с тоской бросила взгляд за окно. Вот бы оно было открытым. Вот бы глотнуть нормального свежего воздуха. Кэтрин приметила мух — толстые черные тушки бились о стекла. Их была как минимум дюжина. Две приземлились на раме и стали ползать по ней взад-вперед — видимо, в поисках щелей и прорех; их жуткие манёвры прямо-таки говорили о стремлении попасть внутрь.